А дѣла шли все хуже да хуже. Въ одинъ прекрасный день король возвелъ Марію Петерсъ въ графское достоинство и женился на ней, вопреки желанію всѣхъ министровъ, совѣтовавшихъ ему изъ политическихъ видовъ жениться на Эммилинѣ, старшей дочери архіепископа Виѳліемскаго. Это вызвало большое неудовольствіе среди сильнѣйшей, — церковной, — партіи. Новая королева старалась пріобрѣсти поддержку и дружбу въ лицѣ 2/3 изъ числа всѣхъ 36 взрослыхъ женщинъ націи, которыя были призваны ко двору въ качествѣ статсъ-дамъ различныхъ степеней, но этимъ самымъ она пріобрѣла и заклятыхъ враговъ въ лицѣ остальныхъ 12-ти. Въ семействахъ статсъ-дамъ начались неурядицы, такъ какъ теперь не оставалось никого дома, кто бы могъ вести хозяйство. 12 дамъ, ненагражденныхъ почетными званіями, уклонялись отъ посѣщенія королевской кухни въ качествѣ кухарокъ; благодаря этому, королева сочла себя вынужденной поручить графинѣ Іерихонской и нѣсколькимъ другимъ придворнымъ дамамъ месить воду, мести во дворцѣ полъ и исполнять другія весьма унизительныя обязанности. Это породило неудовольствіе и въ средѣ придворныхъ дамъ.
Каждый жаловался, что налоги, взимаемые для содержанія войска, флота и королевскаго двора, становятся не посильными, обрекая всю націю на поголовное нищенство. Король отвѣчалъ:
— Взгляните на Германію, посмотрите на Италію! На что вы жалуетесь? Всѣ великія націи приносили себя въ жертву ради объединенія! — Но это никого уже не успокоивало. Напротивъ, ему возражали:- Объединеніе нельзя кушать, а мы умираемъ съ голода! Земледѣліе заброшено; каждый служитъ въ войскѣ или во флотѣ, или при дворѣ; каждый одѣлъ форму и не знаетъ, что ему дѣлать и что ему ѣсть! И не осталось никого, кто бы могъ обрабатывать поле!
Къ тому времени какъ недовольство уже достаточно распространилось и окрѣпло, въ государственномъ бюджетѣ оказался вдругъ дефицитъ въ 45 долларовъ слишкомъ, что состояло около 1/2 доллара съ каждой головы населенія. Въ совѣтѣ министровъ былъ поднятъ вопросъ о необходимости внутренняго займа. Было также обстоятельно говорено о выпускѣ государственныхъ облигацій и бумажныхъ ассигнацій, съ правомъ обмѣна ихъ черезъ 50 лѣтъ на шелковичныхъ червей и капустныя кочерыжки. Изъ объясненій министровъ стало очевидно, что армія, флотъ и администрація давно уже не получали никакого жалованія и что, если не будетъ предпринято тотчасъ же нѣчто вполнѣ раціональное, государство неминуемо должно обанкротиться, — что, въ свою очередь, вѣроятно поведетъ къ возстанію и революціи. Король рѣшился немедленно прибѣгнуть къ экстраординарному средству, о которомъ до тѣхъ поръ на островѣ не имѣли понятія. Въ воскресенье утромъ, въ парадномъ одѣяніи, онъ явился въ церковь въ сопровожденіи всей арміи и тутъ же приказалъ министру финансовъ сдѣлать сборъ въ пополненіе дефицита.
Но это было то перо, которое переломило горбъ верблюда. Граждане, одинъ за другимъ поднимались и направлялись къ выходу, отказываясь подчиниться столь неслыханному насилію;- но тотчасъ же, непосредственно за такимъ отказомъ, слѣдовала конфискація имущества недовольнаго. Это послѣднее мѣропріятіе скоро положило конецъ всякимъ протестамъ и сборъ продолжался далѣе, среди глубокаго подавленнаго молчанія. Собравши деньги, король вмѣстѣ съ войскомъ удалился, сказавъ на прощанье:
— Я вамъ покажу, мерзавцы, кто здѣсь хозяинъ!
Нѣкоторые изъ гражданъ закричали:
— Съ чорту объединеніе! — Вырванные, при посредствѣ военной силы изъ объятій плачущихъ родственниковъ, они тотчасъ же были арестованы. И тогда-то, — какъ это легко было предсказать, даже не будучи пророкомъ, — на сцену вдругъ выступилъ соціалъ-демократъ. Въ ту минуту, какъ король, выйдя изъ церкви, усаживался въ свою королевскую золоченую тачку, соціалъ-демократь сдѣлалъ по немъ 15–16 выстрѣловъ, но съ такой удивительной соціалъ-демократической небрежностію, что ни одинъ изъ нихъ не причинилъ ему никакого вреда.
Въ ту же ночь произошло возстаніе. Нація поднялась, какъ одинъ человѣкъ, не смотря на присутствіе среди революціонеровъ 99 человѣкъ изъ другого племени. Инфантерія побросала свои навозныя грабли, артиллерія свои кокосовые орѣхи; флотъ поддерживалъ возмутившихся; король былъ схваченъ въ своемъ дворцѣ и связанъ по рукамъ и по ногамъ.
Въ крайнемъ изумленіи онъ сказалъ: