Но вот однажды над нашей крепостью появилась тяжелая низкая туча. Мы быстро собрали инструменты и находки, засыпали землей все, что мог повредить ливень: очаги, закрома с зерном, отпечатки на полу. И побежали в лагерь.
Кораблик, нагруженный семенами, остался в нише. Я за него не беспокоился.
Ливень мы переждали в палатках. А когда он кончился, сразу кинулись на раскопки. Посмотреть, что стало с нашей глинобитной крепостью.
Крепость потемнела от влаги. Но все было в порядке. Только в нескольких раскопанных комнатах стояли лужи.
Зато моя комната была залита до самого верха — все стеклось в нее. А посередине, на мутной воде цвета кофе с молоком, мирно покачивался красный кораблик, подаренный дочкой.
Его вынесли из ниши потоки, которые проникли в комнату уже после дождя. Косточки и семена оказались сухими. Их спас кораблик. Он пригодился.
Хороший климат
Вера Владимировна, географ, приехала к нам на раскопки, живет в нашем лагере, изучает наш климат.
Даже в обеденный перерыв, в самую жарищу, она таскает по пустыне какие-то громоздкие приборы.
Ей интересно, как отражается солнечный жар от различных поверхностей. От заросшей степи, изрытой звериными норами. От гладких такыров, белых и серых, розоватых и золотистых. От чистейших желтых барханов. От грязноватых песчаных гряд с мозаикой следов и снопиками пустынного ячменя. От сверкающих солончаков и от темных пухляков с хрустящей корочкой и едкой пылью.
А мы с нетерпением ждем результатов ее исследования. Нас интересует только одно: какой у нас климат, хороший или плохой.
— Это не научно! — сердится Вера Владимировна. — Климат бывает сухим или влажным, морским или континентальным и так далее. Но он не может быть хорошим или плохим.
— Нет, может! — хором возражаем мы.
— Уверяю вас, не может! — говорит Вера Владимировна дрожащим голосом. — Вы должны это понимать. Вы же научные работники, серьезные люди!
Это превратилось в игру. Каждый вечер в столовой кто-нибудь из нас, подмигнув соседям, начинает:
— Так какой же у нас климат, Вера Владимировна, с научной точки зрения? Хороший или плохой?
Вера Владимировна чуть не плачет.
— Нет, это невозможно! Вы же человек науки! Какая у вас тема? Древняя скульптура? Так вот. Вы же знаете, что скульптура бывает мраморной или гипсовой, миниатюрной или монументальной…
— Но хорошей или плохой, — невозмутимо перебиваем мы, — она быть не может.
— Вы меня совсем запутали! — не выдержала Вера Владимировна. — Не знаю, от чего я раньше сойду с ума, от вас или от этой проклятой жары! Успокойтесь: хороший у вас климат, хороший! Особенно для змей, ящериц, черепах. И для таких гадов, как вы!
Фата-моргана
У нас в отряде есть своя фата-моргана. Попросту говоря — мираж.
Обман зрения отличается удивительным постоянством: каждый день в одном и том же месте.
Призрак точен: возникает около одиннадцати, уходит в половине пятого.
Наваждение имеет форму озера. Размером приблизительно двести метров на сто двадцать.
Светлое озеро отражает небо и деревья.
Мираж — наша достопримечательность. Нам не безразлично, как отнесутся к нему наши гости.
— Неужели озеро? — удивляются одни из них.
— Нет, мираж! — отвечаем мы не без гордости. — Правда, хорош?
— Неужели мираж? — догадываются другие.
— Он самый, — произносим мы с нежностью. — Правда, красив?
А одна девушка ничего не спросила, просто взяла полотенце и пошла на озеро купаться. С каким восторгом мы следили за ней!
Мираж исчезает не сразу. Он заигрывает с нами, подпускает к себе. Он делает вид, что к нему можно подкрасться, что его легко перехитрить. Но еще миг — и озеро вздрагивает, дробится в кустах, пропадает…
А кусты стоят на месте. Они даже не подозревают, что были тенистыми деревьями, отраженными в воде.
Лагерь близко, воду подвозят аккуратно, и потому коварная игра природы не кажется нам жестокой.
Больше того. Мы любим свой мираж. Мы боимся, что в один прекрасный день он исчезнет и никогда к нам не вернется. Нам так хорошо с ним в плоской степи под белесым небом!
Мы любуемся им, как произведением искусства, как мастерски написанной картиной.