Политические убеждения и действия Лейбница при всей их компромиссности были для времени и условий, в которых они складывались, безусловно, прогрессивными. Они наложили печать и на его философию.
В острых религиозных спорах XVII в., которые часто были тогда поводом к открытой вооруженной борьбе и поддерживали накал страстей в годы Тридцатилетней войны, компромисс в вопросах религии был, видимо, единственно приемлемым решением. По-своему он был зафиксирован и в тексте мирного Вестфальского договора: «Чья власть — того и вера». Но такое решение конфликтных ситуаций, возникших на религиозной почве, далеко не всегда удавалось провести в жизнь. Известен иной способ компромиссного решения: местные правители строили в своих микроскопических столицах сразу по нескольку храмов — для сторонников различных вероисповеданий. Это было близко по духу Лейбницу, и он своей философией создавал теоретическую почву для полной и официально закрепленной веротерпимости.
Он желал примирения друг с другом всех христианских религий — от ортодоксального католицизма до мелких протестантских сект, хотя сам по себе дух сектантства был ему чужд. Внутренняя его веротерпимость была еще более широкой: ведь его философия, как увидим, вела к такому понятию о божестве, которое не было похоже ни на христианское, ни на мусульманское или буддийское и именно потому могло быть согласовано с любыми представлениями о боге. Но в своих внешних проявлениях веротерпимость Лейбница была сужена политическими соображениями: он мечтал примирить и объединить друг с другом всех правителей христианских государств, во-первых, в целях сплочения их перед угрозой турецкой агрессии и, во-вторых, для сближения католических, лютеранских и кальвинистских групп населения друг с другом, что ослабило бы центробежные тенденции в отношениях между немецкими государствами.
Лейбниц стремился к подобному же компромиссу как между религией, наукой и философией, так и внутри самой философии. Он желал придать самой религии просветительский характер, дабы подкрепить идеи Просвещения «авторитетом» религиозных аргументов. Желая положить конец спорам между церковью и наукой, чтобы последняя могла развиваться беспрепятственно, он старался согласовать теистические концепции с натурализмом ради того, чтобы изучение природы, жизни людей и их истории смело опиралось на факты, а не оглядывалось с опаской на библейские тексты. Эта позиция компромиссного синтеза характерна и для отношения Лейбница к философскому наследию прошлых веков. В письмах Вагнеру и де Боссу он сообщал о себе, что «не критичен» и в каждой книге ищет то, что для него поучительно, а не то, что подходит в качестве объекта для критики (ср. 61, с. 127)[1]
Имеется немало интерпретаторов Лейбница, которые рассматривают его стремление к философскому синтезу как присущую ему будто бы склонность к реставрации архаических систем. В. Янке, например, уверял, что Лейбниц мечтал усилить позиции томизма. Действительно, Лейбниц надеялся обрести пользу от компромисса между крайностями механицизма его века и наследием лучших умов схоластики (ср. 4, с. 66), между строгим детерминизмом и тезисами о свободе воли, между аристотелевской логикой и новыми логическими идеями. В письме к Я. Томазию от 20 апреля 1669 г. он замечал, что следует соединить Демокрита и Платона с Аристотелем. Или еще: задача в том, чтобы «примирить философию формы и философию материи, соединяя и сохраняя то, что есть истинного в той и другой» (3, с. 169).
Надежда Лейбница была иллюзорной, да и «примирение» у него получалось своеобразное: заимствуя от Демокрита идею множественности вечных, непреходящих начал, однородных по своему сущностному качеству, от Платона — принцип их иерархии, а также изначальную реальность понятий, а от Аристотеля и Фомы Аквинского — утверждение о наличии духовных первооснов в окружающей природе, Лейбниц в то же время пошел далеко вперед. Его собственная система отнюдь не погрязла в эклектизме, не была обновлением учений Платона или Фомы Аквинского, и архаизмов в ней гораздо меньше, чем могло бы показаться с первого взгляда. Недаром у ее истоков стояли и новейшие естественнонаучные открытия. Наблюдения посредством недавно изобретенного микроскопа потрясли современников: их глазам в капле болотной воды или же спермы открылся новый мир. Микроскопические исследования послужили одним из источников философии Лейбница, равно как и понятия им самим открытого дифференциального исчисления и новаторские идеи в логике. Поэтому меткое выражение Фейербаха, который сравнивал философию Лейбница с микроскопом, вскрывающим тончайшее строение мира (см. 61, с. 147), — это не только яркая, но и далеко не случайная метафора. Лейбниц был творцом одной из самых оригинальных и плодотворных философских систем нового времени.
1
Первая цифра в скобках указывает порядковый номер в списке литературы, где приводятся выходные данные цитируемого произведения. Список литературы помещен в конце книги. При цитировании многотомных изданий вторая цифра указывает номер тома.