Схема 5
Здесь А — это исходные логические истины, «непосредственные аксиомы». Они составляют содержание абсолютного мышления мира сущностей, зафиксированного в логической структуре всех возможных миров. Значит, это необходимые, всеобщие, вечные, сущностные истины. Часть их заложена в человеческом мышлении и всплывает в процессе духовного развития человека. В генетической схеме им соответствуют «интуитивные идеи».
В — это производные логические истины, их Лейбниц называет «вторичными аксиомами» (4, с. 358). Теоретик выводит их из истин А, и в генетической схеме им соответствуют «символизируемые идеи», которыми оперируют математики, физики и т. д.
Сложнее дело обстоит с истинами вида С. Это истины факта в мире явлений, различные предметные констатации и описания (4, с. 392). С точки зрения эмпирии эти истины должны быть исходными, первоначальными (4, с. 318), а аксиомы должны вытекать из них путем индуктивных обобщений. Но Лейбниц оспаривает это и как рационалист рассматривает единичные и частные, случайные и преходящие факты лишь как «примеры» и «пробы» (3, с. 189–190), как поводы для осознания и формулировки всеобщих утверждений, так что последние, следуя строго логике Лейбница, от истин факта не зависят (4, с. 366), хотя эти истины и направляют мысль на познание всеобщего (4, с. 366). Но чтобы строго реализовать принцип онтологизации истин, требовалось признать, что истины факта зависимы, а именно производны от рациональных истин. К этому признанию Лейбниц и пришел в конечном счете.
Но прежде всего насколько ошибочно было его мнение о самостоятельности «истин» разума, т. е. истин видов А и В? Анализ показывает, что, несмотря на идеалистический характер этого мнения философа, в нем было и рациональное зерно.
Рассмотрим его точку зрения подробнее. Среди «истин разума» ведущую роль играют исходные истины А, т. е. самотождественные утверждения типа «всякая вещь есть то, что она есть», «равносторонний прямоугольник есть прямоугольник», «существующая сущность существует», «разумная сущность есть сущность» и др. К числу их относятся логические утверждения, которые впоследствии стали называть «тавтологиями», истины математики и т. д. Все эти истины основаны на принципе тождества (4, с. 80, 318; 3, с. 348). Они получаются через анализ содержания субъекта предложения, с которым совпадал или в нем имплицитно уже находился его предикат, так что это истины аналитические. Они непосредственно проистекают из онтологической структуры мира, в соответствии с которой монада тождественна совокупности всех своих свойств и состояний, содержат в себе законы Вселенной (4, с. 395) и служат «для связывания идей» при ее познании (4, с. 402).
Производность истин В от истин А несомненна по определению (3, с. 178). Они дедуктивно выводятся из исходных истин на основании формальнологического закона противоречия (3, с. 347) и, как и первые, являются истинами во всех возможных мирах, а следовательно, и в нашем. Охватывая всю сферу возможного, они оказываются необходимыми: «Возможные истины истинны, а невозможные ложны» (4, с. 235).
Приложение истин В к нашему реальному миру порождает суждения, выведенные из реальных определений и составляющие ту часть класса предложений, выводимых из номинальных дефиниций, для которой характерно, что определяемая вещь возможна. Таковы суждения, что «вещь не есть то, что не есть эта вещь», «реальная сущность не есть сущность нереальная, воображаемая», «теплое не есть цвет», «сладкое не есть горечь» и др. Последний пример особенно показателен в качестве продукта применения закона противоречия к понятиям чувственности, на базе которой возникают истины вида С, так что можно даже сказать, что этот продукт применения данного закона к истинам С, имеющий условный характер: «Если есть „теплота“ и если есть „цвета“, то теплота не есть цвет» и т. п.
Но это еще не говорит о том, что сами истины С зависят по своему содержанию от «истин разума», т. е. от истин вида А и В, хотя говорит о том, что формулирование истин С происходит непременно при использовании хотя бы простейших логических структур. Высказать, что «это есть теплое», можно только через применение субъектнопредикатной структуры, отождествляя в данном случае «это» с «теплым» и т. д. Недаром вообще «чувства не могут убедить нас без помощи разума в существовании чувственных вещей» (4, с. 115), и сам вопрос об истинности или ложности ощущений возникает только на уровне экзистенциальных суждений об ощущаемых качествах и воспринимаемых вещах. И в этом Лейбниц прав.