Под воздействием Пикока Шелли увлекается античностью. В мае 1817 г. по совету друга он принимается за чтение «Золотого осла» Апулея. Особенное удовольствие ему доставил эпизод о Купидоне и Психее. Летом этого же года друзья читают и обсуждают «Пир» Платона и «О природе вещей» Лукреция.
Для Шелли, как и для Пикока, главное в античности — восприятие мира, жизни, любви, творчества как вечного праздника. Любовь — высший идеал, торжество физических и духовных сил человека; в ней нет ничего от аскетизма и смирения христианской любви, которые проповедовал в эти же годы Вордсворт.
В значительной степени из этих совместных чтений, а главное, обсуждений родились стихотворения на мифологические сюжеты Шелли, ключевые для понимания античности в его творчестве и философии, а также сатирико-комические произведения Пикока, в частности «Аббатство кошмаров».
Знаменательно, что форма повествования в этой повести по природе своей столь же диалектична, как разговоры Пикока и Шелли.
11 марта 1818 г. Шелли с Мэри Годвин уезжают в Италию. Спустя несколько дней Пикок пишет Хоггу из Марло: «С понедельника я здесь одинок, как облако в небе, и печален, как брошенная хозяевами кошка… Дня три я грустил, отдавшись воспоминаниям… Но все же мне удалось одолеть тоску… и сейчас я работаю над комическим романом „Аббатство кошмаров“ и забавляюсь, высмеивая мрак и мизантропию современной литературы. Надеюсь, что, благодаря моим стараниям, даже на ее изможденном лице появится улыбка».[157]
«Моя задача в „Аббатстве кошмаров“, — писал Пикок Шелли 15 сентября 1818 г., — представить в философском аспекте болезнь современной литературы». В мае 1818 г. в письме к Шелли он замечает: «Я почти что закончил „Аббатство кошмаров“. С моей точки зрения, необходимо противостоять постоянному отравлению желчью. Четвертая песнь „Чайльд Гарольда“ и в самом деле никуда не годится. Я не могу позволить себе быть эдаким auditor tantum и молча взирать, как систематически отравляется сознание публики».
Получив такое послание, Шелли пришел к выводу, что Пикок в «Аббатстве» решил сразиться с «унынием и мизантропией», которые, с точки зрения Шелли, овладели умами после поражения Французской революции. Во всяком случае, так свою задачу обосновал поэт в предисловии к «Восстанию Ислама»: «Поэма, ныне выпускаемая мною в свет… попытка проверить состояние умов и узнать, что уцелело после бурь, потрясших нашу эпоху… Многие из наиболее пылких и чувствительных ревнителей общественного блага потерпели моральный крах, потому что в их одностороннем восприятии прискорбный ход событий, казалось, возвещал плачевную гибель всех их заветных надежд. Вот почему уныние и мизантропия стали знамением нашего времени, прибежищем разочарованных, бессознательно находящих облегчение в своенравном преувеличении собственного отчаяния. Эта безнадежность наложила печальный отпечаток и на литературу нашего времени».[158]
25 июля 1818 г. Шелли писал Пикоку: «Вы пишете, что закончили „Аббатство кошмаров“. Надеюсь, Вы не дали врагу пощады. Помните, это — священная война».
Однако цели у писателей были разные: Шелли пытался понять природу романтической философии и мировоззрения, Пикок же высмеять издержки романтизма, причем иногда вместе с водой он выплескивал из ванны и младенца. Главным героем стал Скютроп, персонаж, прототипом которого в значительной степени стал Шелли.
Досталось, однако, в повести не только Шелли, но и другим романтикам, и в первую очередь Колриджу и Байрону. Опасаясь недовольства Шелли, Пикок не торопился переслать ему в Италию уже законченный текст повести. Удивленный Шелли писал 16 августа 1818 г.: «Итак, „Аббатство кошмаров“ закончено. Что же там содержится? Что это такое? Вы так это скрываете, словно священные страницы его продиктованы жрецом Цереры».[159]
Интересна реакция на повесть корифеев английского романтизма. В письме от 20 июня 1819 г. Шелли пишет: «Я восхищен „Аббатством кошмаров“. Скютропа я считаю отлично задуманным и изображенным и не нахожу довольно похвал легкости, чистоте и силе слога. В этом Ваша повесть превосходит все, Вами написанное. Развязка великолепна. Мораль, насколько я понимаю, может быть выражена словами Фальстафа: „Бога ради, говори по-человечески“. А все же, если взглянуть глубже, разве не бестолковый энтузиазм Скютропа составляет то, что Иисус Христос назвал солью земли?»[160]
Не обиделся и Байрон. Прочитав роман, он прислал Пикоку розу, дав понять этим жестом, что не имеет ничего против иронии в «Аббатстве». Пикок был тронут отношением Байрона: он поместил розу в золотой медальон, на задней стороне которого приказал выгравировать: «От Байрона Пикоку, 1819».
Фамилии, а также и некоторые имена в повести — «говорящие», которым в переводе Е. А. Суриц, следуя замыслу Пикока, нашла соответствующие эквиваленты.
Среди «говорящих» фамилий и имен особое место занимают те, что восходят к греческим словам. При переводе им не подыскивались соответствующие русские фамилии-«вывески». Их русификация была бы избыточной; как правило, Пикок объясняет их этимологию в собственных примечаниях. Эти фамилии транскрибировались в соответствии с нормой не английского, но греческого произношения (например, Scythrop).
Ниже дается список «говорящих» фамилий, для сравнения в английском и русском варианте. Герои приводятся в порядке их появления в повести.
Кристофер Сплин — Christopher Gloury.
Скютроп — Scythrop. Имя производное от греческого σκύθρωπος — грустный, мрачной наружности. В этом образе узнаются черты восемнадцатилетнего Шелли. Любопытно, что башню в Валзавано, где он работал над драмой «Ченчи», он называл «башней Скютропа».
Мистер Пикник — Mr. Hilary.
Мистер Флоски — Mr. Flosky. Фамилия, производная от искаженного греческого φιλοσκιος — любитель теней. В этом персонаже легко узнается Колридж.
Мистер Гибель — Mr. Toobad. Характер основан на характере друга Шелли Дж. Ф. Ньютона, убежденного вегетарианца, автора книги «Возвращение к Природе, или Защита вегетарианства». Ньютон считал, что человечество со времен «золотого века» неуклонно движется к своему закату. Идеи Ньютона оказали воздействие на Шелли, когда он писал «Королеву Маб». На какое-то время Шелли также стал вегетарианцем.
Преподобный мистер Горло — Reverend Mr. Larynx.
Лежебок — Mr. Listless. Прототипом послужил английский драматург, повеса сэр Ламли Джордж Скеффингтон (1771–1850). Байрон сатирически изобразил Скеффингтона в «Английских бардах и шотландских обозревателях» (1809).
Мисс Марионетта О'Кэррол — Marionetta O'Carroll. Фамилия от английского «carol» — песня. В Марионетте узнаются некоторые черты первой жены Шелли Харриет Уэстбрук. Фамилия намекает на жизнерадостный, веселый нрав Харриет.
Родерик Винобери — Roderick Sackbut, Esquire — Роберт Саути см. коммен. 29.
Мистер Астериас — Mr. Asterias. Фамилия, производная от слов «астериа», — общее название рода, в который входит в том числе и рыба «морская звезда». Намек на увлечение персонажа ихтиологией.
Стелла (или Селинда) Гибель — Stella, образ, в котором узнаются некоторые черты Мэри Годвин, второй жены Шелли.
Мистер Траур — Mr. Cypress — Байрон.
Роман вышел в 1818 г., подвергся незначительной переработке для издания 1837 г. (Beniley Standard novels). В частности, по совету друга Пикока Эдуарда Дюбуа изменена концовка («Заключительная сцена, — писал он Пикоку, — разочаровывает, в ней не хватает последнего мазка»[161]). В измененном виде текст романа вошел в Халлифордовское собрание сочинений писателя.