Хорошо. Я вижу, что снова затронул еще один не очень важный момент. Мы понимаем, что именно привело его в лихорадочное состояние, и больше не нужно говорить о женском букете. Все эти девушки там, внизу, и вся их любезная мечтательность зажгли фитиль Толстолоба. И теперь он собирался спуститься туда и трахнуть их всех так, чтобы это стало легендой...
««—»»
Именно с непревзойденной виртуозностью Джимми Большой Болт и его напарник Зинго отрезали лицо этой женщине-судье. Джимми орудовал скальпелем Бард-Паркера №23 с мастерством, сравнимым с искусством пластического хирурга (можно поверить, что у него было много опыта), в то время как Зинго осторожно приподнимал кожу, методично отделяемую от черепа несчастной женщины. Последовало довольно кровавое зрелище – и неимоверно шумное. Видите ли, она была не совсем мертва, даже после нескольких серьезных избиений итальянскими маньяками, удаления ушей, пальцев и ногтей на ногах, а также жесточайшего изнасилования и содомии по меньшей мере двадцати раз. Но держу пари, что она быстро завизжала, как только это красивое лицо начало отделяться от черепа.
По прибытии в похоронное бюро «Уинтер-Деймон» в Люнтвилле (вы помните, что это было постоянное место работы Дон) судья была очень надежно привязана к столу из нержавеющей стали в одной из рабочих комнат, ее шея и лоб были так туго перевязаны, что двигать головой в ответ на это зверство оказалось практически невозможно. Оги управлял карманным компьютером так, чтобы не пропустить ни одного момента дьявольской расплаты; чтобы ни одна нота криков судьи не была пропущена микрофоном, подключенным к камере. И описание уникальности этих криков в значительной степени бросало вызов мастерству самого ловкого писателя экстремальных ужасов. Я могу только предложить следующее: попытайтесь представить, как бы звучал ваш крик, если бы это вам медленно отрезали лицо.
Не было никакого смысла и в описании судорожных конвульсий судьи на столе во время совершения данного акта насилия. Как медленный удар током? Как будто тебя подожгли или как будто в уретру воткнули большую пипетку, полную соляной кислоты? Нет, это всё было бы недостаточно. Ни одно сравнение не подходило под этот счет.
Наконец, безвольная «маска» кожи, которая была лицом женщины, была полностью удалена. Глаза Поли радовались этому зрелищу:
- О, черт, Джимми! Вот это настоящее произведение искусства! - и затем Поли, как бы в дополнение к этому замечанию, пронзительно сжал свою промежность. - Разве не так, Оги?
- Конечно, босс, - ответил Оги, теперь пробуя различные ракурсы, чтобы добавить немного творческой энергии в свою работу. Да, сэр! Он становился настоящим Стэнли Кубриком! Настоящим Ингмар Бергманам!
Но Поли уже схватил зеркало, потому что в таких волнующих случаях, как этот, он всегда думал: «Не умирайте еще, маленькая мисс судья!». Зеркало было овальное, с ручкой, как у женщин. И конечно, судье недолго осталось жить в этом мире, но в этих последних заботах ее все еще потрясающие голые сиськи поднимались и опускались так, что указывали на частоту дыхания, вероятно, 200.
- Вот твой последний взгляд в жизни, пиздота. Видишь, к чему привело твое Гарвардское образование? - и Поли поднес зеркало к тому месту, где когда-то было ее лицо. Он хотел убедиться, что она это видит, и она это видела. Ее глаза смотрели вверх, в зеркало, потому что ей нечем было закрыть их.
- Как я тебе теперь нравлюсь, сука? – хмыкнул Поли. - Вот что происходит, когда ты называешь мое имя гребаным СМИ! И ты можешь быть уверена, что мы отправим это видео твоему гребаному мужу, твоим родителям и детям. Черт возьми, мы даже пошлем его в гребаный Гарвард! А после этого мы подключимся к даркнету и заработаем кучу денег на тебе! Спасибо, Ваша честь!
При этих словах все мужчины в комнате разразились громким смехом; действительно, всем было весело (ну, всем, кроме судьи, конечно). Несколько мгновений спустя предсмертный хрип возвестил о ее уходе из царства живых.
- Черт возьми, это было весело! - Продолжал Поли, потирая руки. - Черт, Джимми, как ты научился так хорошо отрезать лица?