- Твою мать, Оги, - проинструктировал Поли. - Убедись, что они не убьют ее до того, как я увижу ее. Это отличный кусок задницы, который я когда-либо видел, и мне, возможно, придется внести депозит, прежде чем мы отправим ее в трубу.
Оги кивнул, скрестив руки на груди.
- Да, босс, я подумал, что вы захотите сделать с ней что-то особенное, поэтому сказал Джимми, чтобы он не убивал ее и не трахал слишком сильно. Сказал, что мы встретимся с ним в Люнтвилле, в похоронном бюро.
- Отлично, - просиял Поли, все еще потирая промежность.
- Но сначала надо решить, что делать с матерью.
- С какой ещё матерью?
- Матерью ребенка, шлюха, которую мы обрюхатили и кормили только лошадиной спермой в течение девяти месяцев.
Поли кивнул.
- О, эта мать, да. Ну и что, по-твоему, нам с ней делать?
Оги пожал плечами.
- Ну, мы можем отпустить ее, но она не может двигаться, потому что доктор перерезал ей все сухожилия и нервы. Или мы можем позвать сюда каких-нибудь здоровых парней, чтобы они снова ее обрюхатили, а потом кормить ее только лошадиной спермой еще девять месяцев. Или... - Огромные плечи Оги передернулись. - Мы можем попросить Тони бросить ее в дробилку.
Поли обдумывал возможные варианты. Неужели его вновь обретенное чувство милосердия ударит снова?
(Мы делаем паузу для драматического эффекта.)
Нет.
- Брось эту грязную шлюху в дробилку, - сказал Поли. - А еще лучше медленно опускайте ее туда.
****
Срань господня, подумал Писатель, и эта мысль показалась ему особенно подходящей. Он стоял у открытой двери ванной комнаты на первом этаже особняка Крафтера, наблюдая, как очень дико выглядящая женщина по имени Чарити Уэллс заканчивает вытирать свое худое, подтянутое, загорелое тело после того, что, как она утверждала, было ее первым душем за двадцать с нихуям лет.
Не забывайте, она сделала еще одно заявление: она сестра-близнец Толстолоба. Перспектива фитамаде для очень интересного слияния генов. Но у писателя не было времени отвлекаться, и он не мог позволить себе смотреть на загорелую грудь Чарити. Дело было нешуточное: Толстолоб разгуливал на свободе, вероятно, массово убивая людей, Кейс был в аду, а внизу была распахнута настежь дверь в преисподнюю. Писатель не рискнул даже предположить, каким будет его следующий шаг.
Вместо этого, обернув полотенце вокруг себя, заговорила Чарити:
- Помню, когда я жила в пансионе у тети, она рассказала мне несколько историй об этом доме, странных историй. Как будто он проклят или что-то типа того.
- Более чем проклят, - предположил Писатель. - Хозяин был известным колдуном и некромантом, если вы, конечно, верите в черную магию.
- А вы верите? - Спросила Чарити.
Писатель, Сноуи и Дон одновременно сказали: «Да», а затем Писатель продолжил:
- В подвале есть сатанинский храм, который... понимаю, как это абсурдно звучит. Во всяком случае, один из наших друзей исчез в нем.
Чарити уставилась на него с веселым любопытством.
- Твой друг... исчез в храме, что в подвале?
- Точнее я бы сказал, он исчез в адских вратах. Короткая версия такова: произошел некий оккультный обряд, и одна из дверей храма открылась. А наш друг – его зовут Кейс – вошел в эту дверь. Согласно некоторым древним гримуарам, эта дверь ведет в какой-то неопределенный сектор ада.
Чарити пожала голыми загорелыми плечами.
- Круто, да? Так когда же он вернётся?
Голос Писателя дрогнул.
- Я даже предположить не могу. Я слишком боюсь возвращаться туда. Я даже не знаю, сможет ли Кейс вернуться, и не знаю, открыта ли еще та дверь.
Глаза Чарити сузились.
- А почему бы нам не пойти и посмотреть?
- Или как насчет этого? - Заявила Сноуи. - Забудем об этом чуваке и просто пойдем домой.
Дон подтянула свои массивные груди без лифчика под армейскую футболку.