Но я не помню ни своих родителей, ни друзей, ни где я родился.
Не помню, когда именно ко мне вернулось хоть какое-то подобие осознания. Люди, утверждавшие, что они мои близкие друзья, говорили мне, что я известный писатель-фантаст. Это, несомненно, было правдой, потому что один из них сказал мне, что у меня есть шкафчик, ключ от которого был в моём бумажнике вместе с правами, кредитными карточками и т.д. Там же была небольшая записка с адресом хранилища и номером “154”. В этом шкафчике я нашёл все мои опубликованные Книги, несколько десятков, и все с моими более молодыми авторскими фотографиями в конце. Очевидно, я был вполне экзистенциальным человеком - ни жены, ни детей, ни постоянного жилья. Это указывает на то, что в течение многих лет я был обитателем мотелей, всегда в поиске вдохновения и мест, в которых можно писать. Кроме того, у меня был счёт в банке, на котором лежали деньги, при этом достаточно значительная сума, по-видимому, они поступали непосредственно от издателей. Я мог бы бесконечно рассказывать о своём неожиданном открытии самого себя, но это было бы несущественно. Я почувствовал побуждение открыть одну вещь: моё последнее местоположение перед началом моей амнезии.
Эта перспектива не давала мне покоя. Я понадеялся, что, может быть, тайна моего состояния кроется в одной из моих книг, и потому потратил немало времени на прочтение каждой… и ни одна из них не пробудила ни единого воспоминания. (К моему сожалению, большинство из них оказались скучными, довольно напыщенными, почти неинтересными и не всегда связными, даже несмотря на восторженные отзывы таких литературных газет, как «Нью-Йорк Таймс», «Чикаго Трибьюн», «Атлантик Мансли» и многих других.)
Как я мог знать о знаменитых изданиях, например, всё том же «Нью-Йорк Таймс», но не знать о том, что меня в нём рецензируют, или о написании книги, которая была рецензирована? Моя болезнь действительно была странной, но в то же время весьма интересной.
Казалось, мне не для чего жить в будущем, потому что я не знал, для чего жил до этого момента. Я не знал, что делать со своей жизнью теперь, когда она почти вся прошла без моего ведома. Я думал овольтеровском Кандиде, считавшем мир бесполезной местностью ужаса и глупости и выходившем из его бурлящего орифи, чтобы возродиться в местности истины и актуализации. Я подумал о Рокентене в «Бледной Тошноте» Сартра и последнем путешествии Пекода.
Ничто не имело значения, и осознание этого казалось захватывающим и блестящим, как должно было быть у Ахава в его поисках большого белого кита. Невролог выразил своё подозрение, что моя амнезия, должно быть, была вызвана тяжелым психологическим травматическим шоком от чего-то чрезвычайно ужасного, и закончил свои рассуждения, указав:
- По всей вероятности, эта травма была настолько сильной, что ваша потеря памяти на самом деле может быть благословением.
Любопытный вывод, который, если честно, привёл меня в восторг. Разве Бог не явился Моисею в виде горящего куста, потому что от вида Божьего лика разум человека мгновенно обезумеет? Что же такого ужасного я мог увидеть, что моя память была стёрта? Не то, чтобы я подозревал, что мог видеть Божественный лик, но что, если это было нечто другое, более материальное?
Изнасилование?
Убийство?
Призракa?
Стихийное бедствие?
В глубине души я чувствовал, что это должно было быть за пределами вышеперечисленных вещей, что-то абсолютное, что-то слишком ужасное, чтобы быть осмысленным. Это имело смысл. После обнаружения моего собственного осознания, я понял, что мои сны были исключительно кошмарами, от которых я просыпался ночами в холодном поту. Это подтолкнуло меня к размышлениям:
1) психосексуальные: двадцатидвухкалиберная щетка для чистки ружей быстро погружались в уретру моего пульсирующего и истекающего кровью пениса; хорошенькие женщины висели голые, подвешенные за запястья на металлических крюках, их внутренности были вывернуты через влагалища; деревенские мужики сверлили кольцевыми свёрлами отверстия в женских головах, чтобы произвести соитие с их всё ещё тёплыми, живыми мозгами; люди ещё более безумного вида абортировали нескольких кричащих беременных девушек, после отрезали их нерожденным детям головы и спокойно совокуплялись с их обезглавленными трупами.
2) аллегорические и явно абсурдные: женщина с телосложением фотомодели “Плейбоя”, бушующая с бензопилой в детском саду, носящаяся следом за криками и летящей кровью, но, что странно, эта женщина обладает бычьей головой; мужчина в автобусе говорит другим пассажирам: «Это был я и Лу Роуз. Они посадили нас в железную клетку и не давали ничего, кроме чёрствого хлеба и похлёбки для свиней»; Пенис с человеческими руками и свисающей мошонкой высотой шесть футов, бегающий по кладбищу на слоновьих ногах и мастурбирующий себя при этом.