Неплохо, он поздравил себя с достижением.
Писатель тащил пиво по наклонной дорожке, а девушки тащили остальное.
- Я уже чувствую себя жутко, - сказала Сноуи, хрустя гравием под своими шлепанцами.
- Это потому, что ты сама жуткая, Сноуи, - похвалила Дон. - Ты правда стремная. Срань господня, ты вообще когда-нибудь смотрелась в зеркало?
Но писатель ответил прежде, чем Сноуи успела применить свою собственную манеру возражать, сжав кулаки.
- Вы обе, остановитесь прямо сейчас. Я не заплачу вам ни пенни, если вы будете драться, и, Дон, это было подло с твоей стороны, и у тебя нет права говорить такое. Если у тебя месячные, не срывайся на Сноуи. А теперь извинись перед ней.
Дон немного успокоилась, учитывая, что она могла потерять дневной заработок, который был намного больше, чем она зарабатывала за месяц в похоронном бюро.
- Сноуи, - начала она, слегка запинаясь, - мне очень жаль.
- Не очень убедительно, но для начала и так сойдёт, - сказал писатель. - И в наказание ты выкопаешь могилу Крафтера.
Дон демонстративно скрестила руки под своими великолепными, ну, в общем, сиськами.
- К черту, я и так достаточно натворила дерьма в армии. Я не буду осквернять чертову могилу.
- Отлично, - ответил он, - в таком случае я не куплю тебе ни одной гребаной новой машины. На эти деньги я куплю Сноуи машину получше.
- Я вырою могилу!- Дон поспешно сменила позу.
- Хорошо. А теперь поднимайтесь на холм, вы обе.
Несмотря на новообретенное либидинозное сознание, писатель был доволен тем, что рассматривал обильную листву под ногами вдоль восходящей дороги вместо того, чтобы рассматривать, стиснув зубы, задницы обеих женщин. Девушки, естественно, добрались до вершины быстрее, чем он, и, когда он доковылял, писатель оказался перед черными железными воротами высотой в восемь футов, запертыми крепкой цепью и здоровенным висячим замком.
- Черт! - Выругался он.
- Да, чертовски верно. У нас нет инструментов, чтобы перекусить эту цепь, а перелазить опасно, - Дон указала на острые ржавые шипы на вершине ворот.
- О, ради Телемаха, - удрученно пожаловался писатель. - Я не смог бы перелезть через эти ворота даже не будь на них шипов. - И в минуту отчаяния он схватил замок и ударил им по воротам.
Замок с треском открылся и с грохотом упал к его ногам.
- Я так и задумывал, - прокомментировал он деловито.
Обе девушки смотрели на него наполовину с благоговением, наполовину с удивлением.
- Ты действительно тот самый, - сказала Сноуи. - Ты, что, обладаешь какими-то суперспособностями?
- Не думаю, Сноуи, - заметил он. - Я просто хочу попасть внутрь и сделать свою работу.
- Тогда, я думаю, самое время выложить всю правду об этой «работе», - заявила Дон. - Зачем мы это делаем? С какой стати тебе раскапывать могилу Крафтера?
Писатель улыбнулся.
- Достаточно сказать, что мне напела об этом маленькая птичка.
- Это чушь собачья!
- Конечно, но для начала сойдет.
Они официально въехали в поместье — довольно запущенное, надо добавить, - и писатель счел благоразумным закрыть за собой калитку, чтобы она не болталась на виду у прохожих. Пока они приближались к дому, все было тихо. Писатель почувствовал, как у него пересохло в горле, когда он двинулся дальше, сопровождаемый растущим предчувствием –черная тень дома, казалось, протянулась как бы ему навстречу.…
Он был уверен, что встретит здесь вновь нечто снова, и хотя с его стороны не было никаких сознательных воспоминаний, писатель прекрасно знал, что когда-то в далеком прошлом он бывал в этом полуразрушенном доме. Он стоял неподвижно, смотря вверх, обращаясь взором к неповоротливым развалинам, а потом подумал самую банальную вещь: дом знает, что я здесь, и, если я не ошибаюсь, он рад меня видеть.
Он ни секунды не раздумывал над этой нелепой мыслью. Сноуи пребывала в каком-то трепете, а дух бывшей армейской авантюристки бесстрашно посылал Дон вперед к дому (совсем как неприметный Кот, который входил в сумеречный грот в лавкрафтовских «Крысах в стенах». Если вы не знаете, о чём речь, то вам нужно прочитать эту историю!) Их взору открылось множество мелких деталей дома, когда писатель вошел в тень, отбрасываемую домом, и его глаза начали привыкать.
Очень странным было его первое и самое яркое наблюдение, за которым последовало второе яркое наблюдение, или, возможно, это было больше похоже на чувство: это избитое чувство дежавю. Волосы на его груди встали бы дыбом, если бы у него вообще были волосы на груди. Угу. Абсолютно никаких сомнений. Я был здесь до этого, это точно не разыгравшееся воображение, он знал это. Старый полуразрушенный дом был местом, которое он видел раньше, и с этой уверенностью пришли другие, еще менее существенные намеки.