Она покинула успокаивающую теплую атмосферу кухонного очага.
Ресницы дрожали. Теперь она поняла, что видит свое дыхание. Пар. Внезапный холод заставил ее задрожать, и перепад температуры вместе с жаром опия в крови заставили поверить, что она вступила в странный, отличный от нашего мир, который существует прямо под нами, под землей. И сейчас она находится здесь. Одна.
Стало еще темней, тогда как она была уверена, что темнота не может быть еще темней. В этом положении ее слух и обоняние обострились. Она чувствовала пьянящий запах вина и разбухшего от этого зелья дерева. Она остановилась, почувствовав невыразимое внезапное убеждение, что на ее пути лежит что-то отвратительное. Единственное, что обмануло ее слух, что не услышали ее чуткие уши — шуршание маленьких четвероногих созданий на уровне ее ног.
Постепенно ее глаза освоились с мраком, и она медленно двинулась вперед. Теперь ее ступни очень мягко касались пола и не производили ни малейшего звука несмотря на такой шумный материал, как соломенная подстилка.
Шуршание становилось отчетливее, и в сочетании с характерными тенями шмыгающих созданий с длинными хвостами просто уже не оставляло у Клер никаких сомнений.
Клер испугалась. Но к этому времени она сворачивала несколько раз и не помнила где. Тени находились прямо перед ней, но еще страшнее была цепкая темнота сзади.
Нащупав деревянную бочку, она прислонилась к ней, чтобы почувствовать твердую опору, словно могла упасть в обморок, а тьма подкрадывалась все ближе и ближе. Она чувствовала, что может задохнуться. Ее дыхание было неровным — сжатые редкие вздохи. Она крепко прижалась к бочке.
Огромная черная крыса прошествовала между ее ног, задев усами лодыжки.
Она быстро вдохнула воздух, чтобы крикнуть, но белые руки из темноты уже сдавили ее горло.
Без единого звука она окунулась во тьму.
Популяция паразитов и шнырявшие крысы бегали, будто ища что-то вдоль емкостей с вином к своему гнезду, находившемуся в одной из катакомб, и обратно. Гнездо просто кишело сотнями крыс. Маленькие мордочки потягивали запах человека и щетинились, маленькие коготки царапали соседей и маленькие глотки издавали все усиливающийся, как ожидающая выхода артиста публика, писк.
— Мое дорогое красное вино, — прошептал голос.
И Клер спокойно хихикнула в темноте. После нескольких мгновений тишины, когда губы Байрона припали к ее шее, она издала долгий и протяжный, удовлетворенный стон.
Крадясь, как тать между теней, Шелли достиг входа, дотронулся до дверной ручки и распахнул двери.
Войдя, он как и Клер почувствовал себя в другом мире, или, по крайней мере, в другом времени и месте. Границы стен помещения были искусно скрыты пурпурно-золотистой тканью, спадающей с высоких лепных стен и образующей по углам пышные банты. Банты, в свою очередь, образовывали основание шелкового купола, крепящегося к декоративной цепи, свисающей с потолка. Легкая шелковая ткань, расшитая бисером, производила впечатление легкости и воздушности всего сооружения. Цепь заканчивалась фонарем, имеющим форму колокола. Колокол был столь искусно испещрен точками и линиями, что тени, падающие от фонаря на шелк создавали мозаику абстрактных и эротических рисунков. Эта странная игрушка освещала другие, более любопытные элементы интерьера. По огромной кровати были разбросаны персидские подушечки. В ее изголовье лежал спящий мраморный гермафродит. Рядом находилось зеркало, которое было предназначено отражать греческую театральную маску на подставке. Здесь же стояли манекены, одетые в костюмы лорда Байрона. Среди малахитовых сфинксов и сирен были чучела животных, павлины — сиамские близнецы, волк с кроликом в пасти, и коллекция черепов и свечей. Оттоманские сабли и ятаганы, гобелены, оружие, собранное с поля битвы при Ватерлоо и гроб. Все вместе это производило впечатление священной кладовой мусульманского гарема стамбульского султана или другого восточного падишаха. Шелли, как ребенок, с открытым ртом переходил от шелков к статуям, от одной вещи к другой. Он не мог не дотронуться до диадем, украшавших подушечки, или не взять в руки зеленую бронзовую статуэтку Пана-Приапа, стоящего на коленях, с огромным фаллосом и ужасным оскалом на козлиной морде.
Из любопытства он заглянул за занавеску из тафты. Медленно, как с помощью часового механизма занавесь опустилась, открыв фигуру андроида — куклы, которая своей рукой и опустила ее.