Я села на ручку кресла, проведя пальцем по тисненым переплетам. «Жизнь Двенадцати Цезарей». «История» Геродота. «Анналы» Тацита. Пантеон Хинду Мора. «Федра» Платона. «Декамерон» Боккаччо.
Я протянула руку, чтобы достать старинный, в кожаном переплете, Маллеус Малефикарум— известное творение доминиканских инквизиторов Кренера и Шпренгера, и прежде чем я дотронулась до книги, мою руку схватила чужая рука. Я подпрыгнула.
На меня смотрел дьявол. Кроваво-красная морда, окольцованный нос, закрученные рога. Затем также внезапно из-под маски показалось смеющееся лицо Байрона. Машинально я откинулась, прислонившись к его груди, и вздохнула с облегчением, но его плащ стал обволакивать меня. Байрон засмеялся хриплым и дразнящим дьявольским смехом. Почувствовав отвращение, я отстранилась и в этот момент услышала булькающие звуки. Я обернулась. Объятая леденящим ужасом, я увидела, как накидка на кресле медленно всасывается внутрь кресла точно чья-то отвратительная пасть вдыхает ее в себя, открываясь и закрываясь, издавая хлюпающие звуки.
Вдруг нечто под накидкой стало расти и превратилось в статую. Ослепительная вспышка молнии осветила комнату.
— У-у-у!
Голосом Клер привидение издало вопль и захохотало. Я опустилась в другое кресло. Плотно сжала свои руки, и они перестали дрожать. Страх и злость во мне исчезли. В моих ушах звенел хохот Клер. Ощущения и чувства вернулись ко мне, и после нескольких глубоких вздохов я полностью овладела собой. Я сидела совсем тихо, с выпрямленной спиной и каменным выражением лица.
Когда я повернула голову, то увидела, что дьявол и привидение сомкнулись в объятиях. Он стоял сзади нее, обнимая за грудь. Его бедра плотно обхватывали нежный изгиб ее ягодиц. Она раздвинула ноги и опустила его руки ниже. Все это происходило таким образом, как будто зрелище было предназначено специально для меня.
Я отвернулась и сквозь окно увидела во вспышке молнии страшные тени на траве. Через мгновение она исчезла, как призрак, и моя память удержала образ с поразительной яркостью. Эта тень отбрасывалась с крыши виллы. Обнаженная фигура мужчины на четвереньках.
— Шелли, — сказала я тихо.
— Где Шелли?
Клубок непогоды раскручивался, как сошедший с ума поломанный часовой механизм.
Иссиня-черное небо. Солнце уже зашло. Ни проблеска одинокой звезды. Мы словно окружены черным коконом, отдаляющим нас от естественного мира. Тьма была непроницаема, как тюремные стены, огонь, исходящий из окон виллы не мог бороться с ней. Тучи над нами свивались в причудливые узоры, какие бывают, когда разливают масло на поверхности воды, темно-серые, и при вспышках молнии пурпурные. Тучи были преградой между нами и черным коконом, и источником вспышек, механизмом, генерирующим молнии — кривые, ломаные линии, пронизывающие черную ткань ночи.
Мы распахнули окно. Потянуло холодом, и в лица стал хлестать дождь. Тотчас мы увидели его сгорбленную фигуру в тени дымовой трубы.
— Шилл! — позвал Байрон.
Обнаженная фигура, пьяная и пошатывающаяся, оторвалась от тени и поползла. Мускулистое тело, бледная кожа, намокшие рыжие волосы не оставляли сомнений. Фигура ползла к коньку крыши, ноги скользили по мокрой поверхности с ловкостью обезьяньих лап. Даже оскал и дикие глаза были обезьяньи. Будто с одеждой он отбросил все признаки цивилизации. Он стал ребенком, примитивным созданием. Сейчас он смотрел на ночное небо глазами Первого человека. С ужасающей скоростью он полз по краю парапета, горящими глазами ища путь на конек крыши.
— Ты сошел с ума! — услышала я свой крик.
Холодный дождевой поток хлестал меня по лицу. Я приготовилась выпрыгнуть в окно, но Байрон удержал меня.