– Где Ксардас? – громовым, совершенно не похожим на себя голосом, проговорил Корристо.
– В своей башне! Где же ещё? – зло прокричал я в ответ, не зная, не заглушит ли энергетический купол мои слова. Похоже, звук не проходил, зато через несколько секунд сияние защитного барьера угасло, и я оказался на свободе.
– Говори быстро, где отступник! – повторил свой вопрос магистр.
– В своей башне! И я там был несколько мгновений назад, – в моём голосе всё ещё чувствовалась одышка от недавнего бега.
– Руна телепортации при тебе? Он не добрался до неё? – спросил маг.
– Нет, я с ней не расставался ни на миг. Только это меня и спасло.
– Слава Инносу! Когда ты ушёл, я вспомнил, что совсем забыл сказать тебе оставить телепортационный камень – ведь Ксардас мог завладеть им, и тогда весь лагерь оказался бы в опасности.
– Не лагерь, а маги, – поправил я, – и если бы не руна, я сейчас кормил бы червей, а то и что похуже! Магистр, Вы могли бы и предупредить меня!
– Тише, тише, мой мальчик! – упреждающе проговорил Корристо уже совсем другим, более тихим и даже едва ли не ласковым голосом, – вижу, ты ранен, сейчас не время для разговоров. Мастер Дамарок, помогите Мильтену!
Я пытался что-то возразить, но меня уже не слушали и отвели на первый этаж в лабораторию, где старый алхимик осмотрел и обработал мою рану. Примочки сильно щипали, зато свежий ожог перестал выглядеть так удручающе. Кроме того, один эликсир мне пришлось выпить, и Дамарок, достав из шкафчика запылившуюся руну, наложил на меня какое-то заклятье. Зеленоватое сияние заклубилось вокруг моего тела, особенно сгустившись вокруг раны. Я почувствовал приятную прохладу и расслабление. Боль, наконец, утихла, и мне захотелось немного вздремнуть. Закончив все процедуры, целитель покинул меня, оставив лежать на кровати и наказав по возможности не двигаться.
Моё одиночество длилось совсем не долго, его потревожил Корристо, бесцеремонно зайдя в кабинет и усевшись на стул около моего ложа.
– Что ж, теперь можешь рассказать, что же всё-таки произошло.
– Я думал, что вы мне это объясните, магистр.
– О чём ты? – сделал вид, будто не понимает меня Корристо.
– Бросьте, ещё скажите, что это не Вы установили ловушку в письме. Между прочим, я едва не ослеп. До сих пор в глазах тёмные круги от вспышки.
– Значит, мой план всё же сработал. Что с Ксардасом? – жадно спросил маг.
– Не знаю, но он явно был не в восторге. Мне повезло, что я стоял недалеко от входа в комнату. Если бы не это, огненный ураган, который он, придя в бешенство, устроил в зале, испепелил бы меня. К счастью, стена защитила, и лишь один из всполохов зацепил руку. Если бы вы предупредили меня, я был бы готов к этому, и хотя бы отвернулся от письма. Тогда гораздо легче было бы действовать. Может быть, удалось бы даже оказать сопротивление или убить отступника… Но наполовину ослеплённый, раненный и дезориентированный, я мог только бежать.
– Прости, Мильтен, – мягко произнёс наставник, – я, действительно, подверг тебя излишней опасности, но поверь, это было необходимо.
– Почему, учитель? Что изменилось бы, если бы я знал о письме?
Корристо задумался, будто взвешивая все за и против, и, наконец, произнёс:
– Ты мог встать на сторону Ксардаса. Даже если не по своей воле, то под действием его чар. Тогда всё было бы потеряно. Единственным шансом застать его врасплох, было держать тебя в неведении.
– Но я же мог ослепнуть! И даже погибнуть! – не сдержал я искреннее негодование.
– Прости меня. Я сделал это для всеобщего блага. Ты не знаешь, что было в той книге. Демонология, некромантия, подчинение воли… И всеми этими знаниями Ксардас уже обладает. Несколько его экспериментов, и вся колония превратится в кромешный ад. Тогда будут потеряны не только наши жизни, но и всё королевство. Если поставки руды прекратятся, у Робара не будет шансов одолеть натиск орков.
Мне было тяжело слышать такие слова из уст человека, которому я доверял больше, чем самому себе, и считал примером для подражания. Всеобщее благо. Как много людей прикрывают этой фразой свои злодеяния и предательства! Ещё вчера Корристо рассказывал мне, что зло недопустимо в любом виде, что важна жизнь каждого человека, кем бы он ни был. И что теперь? Он не пожалел не только несчастных каторжан, но даже меня – своего собственного ученика, подающего большие надежды. Нет, больше я не собирался верить ни единому слову, вышедшему из уст этого лицемера. Сказать это напрямую было немыслимо, я не мог позволить себе такую роскошь, поэтому, подавив гнев, продолжил придерживаться намеченного плана: