Выбрать главу

Ставка в войне была сделана на рунную магию и веру в Инноса, в благословление которого король искренне верил. Возможно, в этом был смысл, а такие ограничительные меры помогали удерживать власть, предупреждая возможные бунты и сепаратистские выступления со стороны крупных феодалов, которые, вооружившись «артиллерией», почувствовали бы себя всесильными и независимыми от магов с паладинами, а значит, и от короля. Тем не менее, внутренняя безопасность давалась высокой ценой, ведь всеобщее распространение пушек было бы крупным козырем в войне с орками, которые хоть и не держали крепостей, всё же пользовались деревянными строениями и укреплёнными лагерями. Наиболее эффективно мощь пушек можно было реализовать против орочьих галер, потому ими в первую очередь и вооружали корабли.

Второй причиной малого распространения этих невероятно убойных орудий было то, что сами они выплавлялись из практически чистой магической руды и потому стоили целое состояние. Советники короля считали, что стратегический запас руды можно пустить на более важные цели. В конце концов, одним выстрелом из пушки можно прихлопнуть лишь несколько рассеявшихся по полю орков (если не считать галер и редких случаев осады орочьих укреплений), а один полностью экипированный в лучшие доспехи паладин был, во-первых, гораздо мобильнее, а во-вторых, мог в бою зарубить гораздо больше волосатых нелюдей.

Без технической поддержки, приходилось довольствоваться лишь рунами, в связи с чем большую часть магов в начале войны бросили на передовую, где они и нашли своё упокоение. То, что моё обучение началось за магическим барьером, возможно, спасло меня от неминуемой гибели во время очередного наступления орков. Да уж, кто бы мог подумать, но, возможно, правы те, кто говорит: «всё что не делается – всё к лучшему».

Глава 85. Скользкая дорожка

Корристо так и не сменил гнев на милость и не пересмотрел решение о моём годовом отстранении от обучения магии огня. Я всё же наделся, что однажды он смягчится, поэтому изображал смирение и покорность его воле. Не знаю, верил ли в моё притворство Корристо, но, по крайней мере, ему не в чем было меня открыто упрекнуть. Я помнил свои прошлые промахи, не давал себе расслабиться и почувствовать вседозволенность. Было ясно – одна ошибка, и следующая кара будет гораздо суровее предыдущей. Порой мне начинало казаться, что наставник сдерживает моё обучение вовсе не из-за моего проступка, а совсем по иной причине. То, что другим давалось годами, я усваивал за месяцы, если не за недели. Было ясно, что при должной тренировке, я вскоре доберусь до четвёртого круга, а там недолго и до того, чтобы превзойти учителя. Я прошёл ритуал чистого зеркала, а значит на меня указал сам Иннос. Из-за этого обстоятельства Корристо применял ко мне самые суровые мерки, стремясь, по его словам, слепить из неоформленного куска глины верного последователя бога огня. Возможно, это было и так, и он надеялся таким образом привить мне необходимые, согласно кодексу, всем магам моральные качества. Но не было ли истинной причиной промедления с моим обучением ещё и то, что он элементарно завидовал моим способностям, боялся, что ему никогда не занять пост Великого магистра, когда рядом растёт молодой и перспективный избранник Инноса? Я понимал, что во мне говорят гордыня и честолюбие, но всё равно не мог избавиться от такой мысли.

Спустя несколько месяцев, как я начал читать книгу Ксардаса, внешне мало что изменилось, но моё мировоззрение сильно трансформировалось. Слова Корристо, и раньше не всегда убедительные, теперь вызывали ещё большее отторжение. Зато логика отступника, изложенная в книге, была жёсткой и до умопомрачения последовательной. Он писал о том, о чём такие, как Корристо, боялись даже задумываться. Теперь я прекрасно понимал, откуда у Ксардаса такое пренебрежительное отношение к моему ментору, являющемуся поистине олицетворением консерватизма. Прочитав и обдумав вводные главы книги, я, наконец, добрался до места, касающейся контроля разума. Именно в этой главе описывались первые практические упражнения. Чтобы не быть голословным, приведу из неё выдержку, наиболее ярко иллюстрирующую содержание: