Вскоре едва ли не вся Миртана наполнилась охотниками на орков, которые выслеживали их патрули и небольшие отряды. Даже некоторые бывшие бандиты и дезертиры увлеклись этим ремеслом, что дало новый импульс сопротивлению. Особо ценились охотниками конвои с поставками, ведь в них иногда можно было обнаружить подводы с оружием. В общем, снабжение и разведка орков были существенно подорваны таким ловким ходом Робара. На какое-то время даже казалось, что появился шанс переломить ход войны. Впрочем, это было ещё до злополучной битвы у Восточного архипелага, но это уже совсем другая история.
Горн приплыл в Миртану вместе с отрядом таких же искателей приключений. Вместе они сколотили бригаду, успешно воевали против орков и даже стали известны в качестве «вольных топоров». Многие более мелкие отряды со временем вливались в их ряды, хотя и потерь в стычках с орками избежать, конечно, не удавалось. В общем, в то время, когда приключилась история, послужившей причиной суда над Горном, в их отряде насчитывалось уже около полусотни человек и они представляли немалую силу. А любая сила рано или поздно попадает в поле зрение другой, как правило, более выдающейся силы. Так случилось и на этот раз, когда отряд вольных топоров после удачной охоты находился на отдыхе неподалёку от Фаринга – крепости, расположенной у самого перевала, ведущего в Нордмар. На беду, их бригада попала под внимание одного из лордов – паладина и генерала миртанской армии, коменданта крепости. Дальше, всё пошло наперекосяк.
Разведка докладывала, что довольно крупный отряд орков собирается пробиться с севера. Этот генерал (Горн даже не помнил его имени) решил воспользоваться вольными топорами, пустив их на передовую перед основными силами регулярной армии, которые должны были перекрыть дорогу через перевал. Комендант сэкономил бы свои собственные войска, и тем самым надеялся проявить себя перед вышестоящим начальством. Естественно, «топоры» отклонили любезное предложение выступить в открытом и самоубийственном бою, даже когда им предложили двойную плату за каждого орка. Лидер «топоров» даже позволил себе посмеяться над дурацким планом. Возможно, уязвлённая гордость паладина была причиной дальнейших событий, а может, генерал изначально и не планировал добровольного согласия охотников на орков. Так или иначе, это оказалось не тем предложением, от которого можно легко отказаться.
Генерал заявил, что среди «вольных топоров» скрываются преступники в бегах, и потому все они арестованы до дальнейшего разбирательства и суда. Бригаду Горна окружили регулярные войска. В основном это были ополченцы, мобилизованные из окрестных деревень. Но были там, естественно, и опытные гвардейцы, составлявшие основу гарнизона Фаринга. А гарнизон был немалым, потому что эта крепость была ключевой в обороне северных рубежей Миртаны. Хотя путь на Венгард прикрывала ещё одна расположенная южнее твердыня – легендарная Гота, центр ордена паладинов, потеря Фаринга всё равно означала бы начало заката королевства. Именно поэтому гарнизон Фаринга всегда поддерживался в состоянии боевой готовности, именно в этом районе происходила подавляющая часть конфликтов с орками севера. Впрочем, были ещё и восточные орки, приплывающие на галерах с островов, расположенных к северо-востоку от Хориниса.
Регулярные войска не могли пойти против присяги и ослушаться приказа, даже если сами не считали его обоснованным. Нарушение воинской дисциплины каралось строго – рудниками, а то и смертью. Поэтому товарищи Горна оказались перед сложным выбором: смириться, пойти в самоубийственную битву с орками и надеяться, что кому-то удастся её пережить, или же взбунтоваться и попытаться прорваться через кольцо окружения. В последнем случае приходилось выступать против людей, идти брат на брата. В этом случае их уже вполне обоснованно объявят вне закона и будут преследовать по всей Миртане. Генерал, не высовываясь из кольца своих людей, прокричал душещипательную речь о том, что в эти сложные дни все люди должны быть едины, собраться в один кулак и выступить против нелюдей, что даже преступники могут искупить свою вину, доказав преданность отчизне. Возможно, на кого-то эта речь и произвела впечатление и даже укрепила боевой дух и решимость солдат, однако «вольные топоры» понимали всё лицемерие, скрытое благородными словами. Их собирались использовать как смазку для орочьих топоров, как рабов, понукаемых сзади копьями, чтобы они не рискнули бежать. Ни о каком единстве при таком раскладе не могло быть и речи.