На крейсере "Киров", флагмане отряда легких сил КБФ, контр-адмирал В. П. Дрозд собрал в полночь всех командиров кораблей боевого ядра, переведенного из Либавы в Рижский залив. О чем шел разговор, лейтенант А. Ф. Александровский, командир зенитной батареи правого борта, не мог знать. Он безмятежно спал, довольный удачей: раздобыл на берегу дефицитный ложечковый шток для своих пушек, за что ему в поощрение был обещан командиром артдивизиона крейсера съезд на берег в воскресенье. "Кирову" предстояло выдержать еще много боев и в Моонзунде, и в Таллине, и в Финском заливе, и в Неве, сдерживая напор фашистской лавины и обороняя в блокаде Ленинград; и лейтенант еще собьет свой первый юнкере, обороняя Таллин. А в эту ночь колокола громкого боя подняли его по тревоге, у которой не предвиделось конца. Лейтенант получил непривычное приказание: "Убрать с батареи весь учебный и практический боезапас и поднять из погребов в кранцы первых выстрелов боевые дистанционные гранаты". Юнкерсы налетели в конце дня. Открыли огонь зенитки "Кирова" и других кораблей на Усть-Двинском рейде. Лейтенант расстроился: ждал, готовился и не сбил. Но и фашисты сбросили бомбы в стороне от кораблей, не нанеся им потерь.
Раньше, чем в других местах началась война, был атакован далекий от линии первого удара Севастополь. 22 июня около трех часов ночи посты из районов Евпатории и мыса Сарыч донесли о шуме моторов авиации. Самолеты шли к Севастополю на малой высоте. В 3.05 развернутые на огневых позициях зенитные батареи получили донесения о самолетах с постов у Камышовой бухты и в районе Херсонесского маяка. В 3.07 начался налет. Над затемненной базой зажглись, ослепляя летчиков, лучи прожекторов. Вся артиллерия ПВО, универсальные пушки береговой обороны и зенитки кораблей открыли огонь. Закупорить выход из Севастополя противнику не удалось. В ту ночь были сбиты два фашистских самолета. Часть плоскости одного из них днем доставили в штаб флота.
Не удалось закупорить и выход из Кронштадта и Ленинграда магнитными минами, сброшенными противником ночью с самолетов, прилетевших с аэродромов Финляндии. Одна из мин попала в Морской канал. Утром на ней подорвался эстонский товаро-пассажирский пароходик "Рухну". Эдвард Вахи, старый эстонский капитан, объяснял мне, почему он, спустив шлюпку, высадил буфетчицу и часть матросов, а пароход дотянул до бровки канала и затопил: "Надо же знат1" где можно, где нельзя тонуть, не может морской человек закупорить фарватер, как бутылку".
Бомбили Либаву, там в ремонте остались подводные лодки и эсминец "Ленин", пять суток продолжалась борьба за Либаву, в ней участвовали рабочие отряды, отряды курсантов-моряков, команды ремонтируемых кораблей и стрелковая дивизия генерала Дедаева, она встретила первой удар врага на растянутом участке побережья до самой границы. Генерал Н. А. Дедаев погиб в бою. Командир эсминца "Ленин" капитан-лейтенант Ю. М. Афанасьев принял, как писал Кузнецов, единственно правильное решение, - приказал взорвать лишенные хода подводные лодки и свой корабль и с боем прорвался в Таллин, когда фашисты захватили Либаву. Он был несправедливо обвинен в панике и расстрелян. Спустя годы партия восстановила доброе имя офицера, выполнившего свой долг.
Бомбили и Гангут в первый из 164 дней его героической обороны. Гарнизон этой арендованной у Финляндии базы сразу превратился в осажденный.
Командир Гангута генерал С. И. Кабанов еще два дня назад своей властью задержал в порту рейсовый турбоэлектроход, выдержал телеграфный штурм и натиск, но оказался прав: турбоэлектроход, загруженный семьями гангутцев, вовремя, перед самым налетом "Ю-88" с аэродромов Финляндии, успел уйти в Таллин, сопровождаемый торпедными катерами. Бомбы на порт и стоянку катеров были сброшены впустую...
Ночью, отдав все приказания и выслушав доклады с флотов об их исполнении, нарком прилег в своем кабинете. Глуховатый звонок телефона поднял его на ноги. "Докладывает командующий Черноморским флотом. - По необычайно взволнованному голосу вице-адмирала Ф. С. Октябрьского уже понимаю: случилось что-то из ряда вон выходящее. - На Севастополь совершен воздушный налет. Зенитная артиллерия отражает нападение самолетов. Несколько бомб упало на город..." Это было в 3 часа 15 минут. "Вот когда началось, вспоминал Николай Герасимович. - У меня уже нет сомнений - война!" В стране стало известно о войне в полдень. Нарком еще ночью приказал известить моряков о нападении и отражать удары противника всеми средствами. В 5.17 Военный совет КБФ объявил по флоту: "Германия начала нападение на наши базы и порты. Силой оружия отражать всякую попытку нападения противника". Позвонил наркому из Полярного А. Г. Головко: "Разрешите бомбить авиацию противника на его аэродромах?" Нарком понял: речь идет об аэродромах не только оккупированной Норвегии, но и формально нейтральной Финляндии. Он ответил: "Разрешаю бомбить германские аэродромы на норвежской территории".
Ох уж эти "стартовые площадки" - термин, хорошо знакомый современникам. Нападающие любят располагать их подальше от своего дома, на чужих территориях, оккупированных или "нейтральных". Никак не полагали фашисты, что ответный удар по Берлину нанесут 8 августа 1941 года морские летчики во главе с командиром минно-торпедного полка КБФ Е. Н. Преображенским с острова Сааремаа на пределе дальности, доступной оружию того времени. Нанесут настолько внезапно, что свет в фашистской столице начнет гаснуть, когда запылают пожары, а флотские самолеты уже лягут на обратный курс. Вермахт возвестил, будто над Берлином сбито шесть английских бомбардировщиков. Англичане в недоумении это опровергли. Все наши летчики вернулись на остров. 5 сентября с острова был совершен уже десятый налет на Берлин. Флот знает: инициатива, разработка, подготовка исходили из наркомата ВМФ; командующего ВВС генерала С. Ф. Жаворонкова нарком направил для этой цели на Моонзундский архипелаг.
С первого утра войны и на долгие годы жизнь связала меня с флотом, с его людьми разных поколений, с его летописью. С кем бы потом я ни разговаривал на Балтике, на Севере, и на Черном море, на Дунае, каждый возвращался к кануну войны и к ее началу. Особенно после катастрофы в Пирл-Харборе, когда японская авиация внезапным ударом разгромила беспечно сосредоточенный в главной базе тихоокеанский флот США. Нам было тяжко, очень тяжко, но с нашим флотом этого не случилось. Он во всеоружии, в пределах того, что ему было дано в довоенные годы, встретил первый удар, не случайно обращенный не только на главные жизненные центры нашего государства, но и на военно-морские базы - передовые и отдаленные. Не были потеряны в тот день ни один корабль, ни один самолет, не был допущен на наше побережье ни один десант, не была взята врагом с моря ни одна база - ни тогда, ни в течение всей войны.