Эксперимент был прекращен после гибели первой коровы.
Батин эксперимент с деревянной колеей закончился после того, как деревянные рельсы разъехались под первым железным локомотивом.
Конечно, это никак не связано с тем, что обувь Бати расходится на ура.
50-е и 60-е годы. Война
Ян Батя теперь воюет с Марией Батевой и ее сыном Томиком. Невестка с племянником вмешиваются в дела всех филиалов и организаций Бати (в тридцати с лишним странах), обвиняют его в незаконном присвоении имущества, принадлежавшего Томашу Бате. Их борьба — на страницах всей западной прессы. В результате развернутой в средствах массовой информации кампании Яна даже на две недели арестовывают в Нью-Йорке.
Он крайне истощен. Ему не хватает сил и денег. Процессы длятся пятнадцать лет. В конце концов в 1962 году Ян Батя отказывается от значительной части имущества в пользу Марии и Томика и в 1965 году умирает в Сан-Паулу.
Канадская организация Бати (Томика) принимает у бразильской кормило власти. В нескольких десятках стран действуют по нескольку компаний Бати: в одной лишь Франции их восемь. У каждой есть дочерние предприятия, за которыми зорко следит главное. Все это возглавляет сын Томика Томас Бата[10].
«Bata Shoe Organization» для собственных нужд издает журнал «The Peak» («Пик»).
Год 1959. Месть — следующий акт
Художник, некогда рисовавший у Бати плакаты, уже осуществил несколько актов мести: переиздал «Ботострой», опубликовал «Измену семьи Батя», «Кратко о батизме» и теперь печатает «Истинное лицо батизма», где собраны высказывания прежних работников Бати.
«Я работал в доме номер 33. Сменный мастер награждал нас такими прозвищами, которые лучше не произносить вслух. Когда я получил телеграмму, что у меня умерла дочь, я попросил мастера дать мне выходной на похороны. “Твою мать, что ты там забыл — ребенка не воскресишь. Вали, никто за тебя план выполнять не станет”. Не знаю, как я вернулся к станку, слезы застилали мне глаза. Несмотря на угрозы, я поехал на похороны. Невозможно описать, чего я потом за три года натерпелся» (А. Вагнер).
«Батя обратился к нашим родителям, чтобы те продали ему их любимый сад. Родители отказались, ведь они двадцать лет ждали, пока деревья начнут плодоносить. Мы с братом и сестрой уже были самостоятельными и работали у Бати. Начальник кадрового отдела пригрозил нам, что, если мы не заставим их продать землю, можем завтра не выходить на работу. В итоге мы вынудили нашего бедного отца это сделать. Плача, он продал землю за одну пятую цены, а все потому, что у пана Бати была такая прихоть» (Йозеф и Франтишек Градиловы).
Проанализировав документы, автор выяснил, что в 1927–1937 годах не было ни одного работника, который бы вышел от Бати на пенсию. Состав рабочих постоянно омолаживали: людей увольняли по любому поводу как минимум за десять лет до пенсии.
«Так эпоха ломала людей, так их унижал тот режим», — добавляет Турек.
Продолжение 1959 года. Москва
Другой автор (вероятно, не затаивший обиду — он просто историк) обращает внимание на то, как даже на уровне языка изощренный батизм размывает классовые различия и смягчает систему эксплуатации: своих рабочих Батя хитро называет «коллегами», а их зарплаты — «распределением прибыли».
В десятую годовщину образования Готвальдова и фирмы «Свит» в прессе цитируют слова одного коммуниста, который уже в 1932 году сказал Бате во всеуслышание: «Москва уничтожает человеческую зависть, а Батя использует зависть как движущую силу».
Март 1990 года. Возвращение
Готвальдов снова стал Злином.
Томаш Батя (Томик) после шестидесятилетнего отсутствия триумфально приезжает в город. Его встречают сто тысяч людей.
Раздаются крики: «Батя, эксплуатируй нас!»
Томаш посещает свои бывшие магазины. В одном из них он видит, как клиент примеряет ботинки. «Клиенты — это моя жизнь, — говорит он, — и меня раздражает, когда покупатель в моем магазине вынужден сам завязывать шнурки». С этими словами Батя встает на колени и начинает завязывать шнурки покупателю.
Дворец «Люцерна»
1906
Чешский инженер из Праги Вацлав Гавел[11] задумал построить в центре, на Вацлавской площади, современный дворец. Первое железобетонное здание в Праге. Он показывает проект своей жене.
— Столько окон, — говорит жена. — Будет похоже на фонарь.
Фонарь по-чешски — люцерна.