— Это же отличное название для всего здания! — оживляется муж. — А главное, — добавляет он, — что это чешское слово с легкостью произнесет любой иностранец.
Всего лишь женщина
— Я была всего лишь женщиной, — сказала она.
— В конце концов, это всего лишь женщина, — говорили те, кто ее любил.
Мы не знаем, что она говорила перед смертью. Мы знаем, что перед своей смертью потребовала ее подруга.
— После кремации не хочу никаких похорон и церемоний, — сказала подруга.
— А где развеять ваш прах? — спросил нотариус, составляющий завещание.
— Нигде! — ответила она. — Не хочу людям загадить цветы в палисадниках.
Она сидела в своей спальне в Зальцбурге (50 м2). Смотрела на видео фильмы с собой в главной роли и ждала.
В 1995 году пражанка Гелена Тршештикова[12] спросила у нее, спокойно чего-то ожидающей на диване:
— Какое у вас самое заветное желание, пани Баарова?
— Чтобы побыстрее пришла смерть, — ответила та.
К сожалению, смерть пришла только через пять лет.
Сначала ее останки сожгли в самом большом крематории Европы. Потом урну положили в могилу. Под ней лежали: мать (умерла 55 лет назад), на матери — сестра (54 года назад), а на них — отец (35 лет назад).
Сердечный приступ оборвал жизнь матери в тот момент, когда ее спросили о Лидиных драгоценностях.
Сестра оборвала свою жизнь сама, когда из-за Лиды ее не впустили в театр, где она играла.
Отец умер от рака. К его смерти Лида непосредственного отношения не имела. Но он тоже страдал: не видел дочь семнадцать лет и так и не увидел до конца жизни. Государство навсегда запретило им встречаться.
Она училась в актерской школе, когда ее заметил кинорежиссер и пригласил сниматься. Тогда отец, Карел Бабка, глава пражского муниципалитета, решил, что ее будут звать Лида Баарова. Людмила Бабкова — слишком банальное имя для актрисы. Над будущей фамилией дочери отец размышлял не особенно долго — он дружил с писателем Индржихом Бааром.
К новой фамилии не подходило старое имя.
В это время в соседней Германии абсолютную власть завоевывал мужчина, который — как кто-то заметил — более всего был благодарен своему отцу за отказ от простецкой, деревенской фамилии Шикльгрубер.
Это понятно.
Приветствие «Хайль Шикльгрубер» было бы слишком длинным.
Фильм сняли, но режиссер решил отдать семнадцатилетнюю Лиду Баарову в лучшие руки и привел к своему молодому коллеге. Был 1931 год, в Праге вот уже два года действовала «Био Люцерна» — первый в стране кинотеатр, где показывали звуковые фильмы. «В звуковом кино я беспомощен, — признался режиссер коллеге. — В немом все было проще. Если я не знал, как снять какую-либо сцену, то делал надпись, о чем в этот момент думает актриса, и люди могли это прочитать».
Молодой коллега (режиссер Отакар Вавра, 1911 года рождения, до сих пор работает в кино) взял Лиду к себе и снял ее лучшие чешские фильмы. Вавра всегда повторял (ну, может, не всегда, а только с девяностых, ибо раньше это было невозможно), что она быстро стала звездой, каких в Чехии нет и поныне. «Современные актрисы в сравнении с Бааровой выглядят замарашками», — написал он недавно.
Один поклонник в конце тридцатых назвал ее именем новый сорт роз. Сердцевина у цветка темно-красная, а по бокам — нежно-розовые лепестки.
О ней писали: «Баарова умеет играть искренне. Это лицо передает только чистые чувства».
На театральной премьере в Праге на нее обратил внимание директор немецкой киностудии UFA, которую немцы считали европейским Голливудом. Это было в сентябре 1934 года, Лида сидела с матерью в зале.
Начиная со следующего дня ей приходилось есть три яблока в день и ничего больше. «Она обязана похудеть любой ценой и избавиться от славянских пухлых щек», — твердил продюсер.
Фильм назывался «Баркарола». Искали актрису, которая сыграла бы самую красивую женщину в Венеции. «Мне было двадцать лет, и я попала в рай, — сказала Баарова. — Главная роль в немецком фильме! Таких высот не достигла еще ни одна чешская актриса».
Подругам Лида рассказывала об этом одно, американским военным следователям говорила другое, чехословацкой службе безопасности — третье, а репортеру, написавшему о ней книгу «Проклятие Лиды Бааровой», — четвертое.
Эта же тема звучала по-разному в зависимости от того, пила она воду или шампанское с «фернетом»[13] в больших количествах.
Этой темой была любовь.
С этого момента большинство известных нам фактов о Бааровой следовало бы снабдить первой фразой из «Бойни номер пять» Курта Воннегута. Звучит она так «Почти все это произошло на самом деле».