В марте 1968 года на встрече в Славянском доме в Праге Прохазка произнес знаменитую фразу о цензуре: «Не затем человек так долго учился говорить, чтобы потом ему затыкали рот».
«Уррра!» — крикнула в ответ толпа студентов.
«Некоторые историки до сих пор уверены, что главной целью советского вторжения было уничтожение у нас свободы слова», — написал в 1999 году Дубчек.
«Мы перестаем бояться чудовищ», — говорил Прохазка.
«Поворот к демократии вовсе не должен означать поворота к капитализму».
И еще: «Не будем учить волов летать по воздуху. Если уж кого и учить, то лучше лошадей. Они в два с половиной раза умнее».
Руки
Вернемся к вечеру 21 марта 1970 года.
Сначала телезрители увидели приземляющийся в аэропорту пассажирский самолет с надписью «Air Fiance».
Потом здание терминала с надписью PARIS.
Париж — красивый город с множеством достопримечательностей. Но не все из нас ездят туда, чтобы ими восхищаться, — говорил решительный женский голос.
После надписи PARIS все увидели салон автомобиля и две руки. Белые манжеты рубашки высовывались из рукавов пальто. Обе руки управляли «мерседесом». В правой время от времени появлялась сигарета, и рука стряхивала пепел в пепельницу на приборной панели.
В фильме «Свидетельства с брегов Сены» снимались только две руки.
Машина ехала. Через лобовое стекло виднелось шоссе. Как уверял женский голос, это была дорога из аэропорта в Париж, но скорее она напоминала дорогу из Праги в Карловы Вары.
Невидимый обладатель рук разговаривал с пассажиром — тоже невидимым.
Можно с уверенностью сказать, что мужской голос в машине принадлежал писателю Яну Прохазке. Он говорил следующее:
— В субботу я встречался кое с кем из правительства. Они — полные кретины. И Дубчек ничуть не умнее.
— Хм, — произнес второй голос.
— У него добрые намерения, но возможности, конечно, ограничены… Это определенно не тот человек, который способен что-то делать, а не просто приспосабливаться к обстоятельствам.
— Да, но… — вставил голос.
— Значит, ему следует распрощаться с руководящей должностью в партии. Иначе это просто идиотизм.
— Хм.
— Они должны найти решение проблемы! Управу на этих глупых уборщиц и кухарок, которые оказываются наверху благодаря столь же недалеким секретарям.
— Ну да, — согласился голос.
Голос
Все эти «хм» и одобрительные «ну да» принадлежали известному профессору, с которым писатель встретился два года назад. Они проговорили четыре часа и выпили бутылку водки. Запись представляла именно этот их разговор.
Они никогда не были вместе в Париже. Ни разу не ездили вместе на машине. «Мерседес» не принадлежал ни профессору, ни писателю. У Прохазки вообще не было машины и даже водительских прав. Несмотря на то, что голоса обоих мужчин заглушал гул мотора, было слышно эхо, которого в машинах не бывает. Несложно догадаться, что разговор происходил в каком-то другом месте, где стены покрыты, например, плиткой.
И действительно, эхо звучало в облицованной кафелем кухне профессора.
— Зачем мы это показываем? — вопросила дикторша. — Чтобы вы сами увидели, какие вольности позволяют себе те, кому вы так верили.
Когда домой позвонили «взбешенные шахтеры из Остравы», Прохазка долго объяснял им, что это его слова, но не его фразы.
(Мы знаем об этом факте, поскольку в архивах Службы безопасности лежат рассекреченные в марте 2001 года инструкции, указывавшие, кто должен звонить Прохазке и что говорить. Мы знаем также, как эти задания были выполнены.)
Жена отключила телефон.
— Ты какой-то бледный, — сказала она Объекту наблюдения. О. Н. ничего не ответил.
Крюк
Уснуть они не могли.
Вдруг, в четыре утра, они услышали звон разбитого стекла.
Прибежали в гостиную.
Со стены упало большое зеркало и разбилось.
Высоко под потолком остался только крюк.
Писатель посмотрел на крюк, потом на жену и спросил, что все это может значить. Жена не ответила.
Дочь Ленка говорит, что зеркало не выдержало напряжения в квартире, где шесть человек не могли заснуть и мучились.
Балкон
Он долго отказывался верить, что можно так манипулировать записью.
— Прохазка был сценаристом, его фильмы получали награды. Я понимаю, не он их монтировал, но он же должен был знать, что можно сделать с пленкой, — размышляю я вслух.