Потратив таким образом приличное количество времени, скопировав множество музыкальных файлов, выключал музыку и решал — посмотреть кинофильм: снова рылся в локальной сети, находил там любимый готами фильм «Ворон», у главного героя которого заимствовали они основу стиля своих внешностей: мрачноватых и с преобладанием черного цвета. Думал: «Все готы говорят — круто, значит: нужно посмотреть…» Мысль обрывалась: в комнату вваливался Илюха. Здоровенный, пьяный, с бешенными глазами, сжимал он в руке — хозяйственный нож и говорил дурным голосом:
— Пацаны, не шутки бля ни хуя… Ни хуя бля не шутки… Бля…
— Илюха, ты чего?.. — привставал со стула Благодатский. — Чего случилось-то?..
— Бля, не шутки ни хуя, пацаны… — тянул ту же песню Илюха и медленно двигался к Благодатскому.
Благодатский отодвигал от себя стул, бегал глазами: искал тяжелое. Не находил ничего тяжелее учебника математического анализа. Говорил:
— Илюха, успокойся. Нормально все, успокойся… — и чувствовал, что неубедительно звучат его слова и интонации. Облегченно вздыхал, когда — чуть-чуть не дойдя до него падал Илюха на свою кровать и засыпал. Не выпускал из руки ножа. Благодатский клал на место учебник, подходил. Аккуратно и с трудом вытаскивал нож из крепкого Илюхиного кулака, относил его — на кухонный стол. Думал: «Ёб твою мать! Мало мне того, что вчера кто-то отпиздил, так меня уже сегодня новые приключения подстерегают… Этот жлоб если бы на меня забычил да с ножиком полез — считай пиздец!» Выходил курить, совал в рот сигарету и прислушивался к громким стукам внутри грудной клетки. Прибегал брат Неумержицкого, спрашивал:
— Илюха тут?
— Тут, спит. Что случилось-то?
— Он там мудаку одному по роже дал, потом нас всех на хуй послал, потом пообещал кого-то зарезать, схватил ножик и убежал…
— А-а, развлекаетесь по полной программе, молодцы. Он на меня ножиком помахал, хуйню какую-то попорол, а потом спать рухнул.
— Ну и слава богу, обошлось. Он ничего пацан, но в последнее время — дурит. Неделю назад с пробитой головой его откуда-то приносили и обещали из общаги выпереть, но не выперли. Я думал — успокоится, а ни хуя…
— Ладно, пусть спит. Можете спокойно продолжать.
— Да мы уже все почти, скоро спать при… придем, — только сейчас замечал Благодатский, что собеседник — страшно пьян. — Придем, — повторял еще раз, поворачивался и уходил.
Возвращался в комнату и включал «Ворона»: уже через двадцать минут после начала понимал, что фильм — дрянь, но решал досмотреть до конца. Приходили: Неумержицкий с братом, Стас и Бадя. Бадя почти не приходил, а — приползал: тащил его на себе Стас. Бросали на пол — два матраса: Баде и Неумержицкому, сразу ложились спать, не разговаривали с Благодатским. Даже на реплику Благодатского:
— А «Ворон»-то — говно… — Неумержицкий тихо отвечал:
— Иди на хуй, — ложился и засыпал.
Досматривал фильм, зевал — от скуки. Часто выходил в коридор: курить. Заваривал себе крепкого чая и осторожно переступал через тела спавших, старался не окатить их кипятком. Решал: что делать дальше. После чая — не хотел уже спать, но и не видел смысла — начинать смотреть новый фильм: понимал, что уснет.
Тогда — набирал в поисковой системе слово: «порно» и с удивлением смотрел на длинные полосы желтых папок, отобразившихся на экране компьютера. Думал: «Ого, ни хуя себе… Тут порнухи столько, что всю — за три года не пересмотришь, наверное. А может, у физтехов — особая нужда? У них тут девок почти не водится, а которые водятся тоже ведь шибко умные. А которые умные — чаще всего страшные, как смертный грех. Хотя — нормальные пацаны при девках тоже ведь порево смотрят… Для чего смотрят? Для расширения кругозора?.. Не, скорее — на себя со стороны посмотреть хотят, когда ебешься ведь — даже хуй собственный не видишь почти. А если и видишь — стараешься спрятать, типа неприлично. А хули неприлично, когда его нужно девке между ног запихать? К тому же — как у нас все ебутся: как пуритане какие-то. Не то что там — в рот или в жопу, а — даже рукой девка до члена боится дотронуться, брезгует… Вот и смотрят, как другие — могут…» Раскрывал первую попавшуюся папку, находил в ней — три: «Мальчики», «Девочки», «С животными». «Это уже — совсем пиздец какой-то», — решал про себя Благодатский. — «Мало того, что пидоров сюда засунули, так еще и — с животными! Охуеть можно!..» Любопытство преодолевало легкое отвращение и неприятие: открывал папку «С животными», видел там — еще три: «С козами», «С овцами», «С рыбами». Понимал — что-то здесь не так, и наводил стрелку мыши на папку «С рыбами». Внутри оказывалось еще две: «С живыми» и «С сушеными»; в папке с сушеными — прочитывал название выложенного там текстового файла: «Пацан, ну и как ты себе это представляешь?..» «Юмор…» — облегченно вздыхал Благодатский и тихо ржал. В прочих папках оказывались приблизительно такие же сообщения: в папке «Мальчики» — читал: «Пошел на хуй, ненавижу пидоров!» Внутренне — соглашался с автором этого концептуального произведения и выходил из папки: открывал другую. Там уже находил множество кинофильмов, преимущественно — немецкоязычных и непереведенных. Включал первый, который оказывался ближе всего к указателю мыши и сразу — испуганно оборачивался: в комнате за его спиной спали пятеро пьяных пацанов: могли услышать. Оглядывал спящих: стеснялся, не увидит ли кто-нибудь ненароком проснувшись — что он смотрит. Не хотел, чтобы думали про него, что — приезжает смотреть порнофильмы. Видел: спят. Бадя и Неумержицкий свернулись на полу калачами — голова к голове, не разделись даже: прежде, чем лечь. Илюха беспокойно крутился, стягивал с себя одеяло и едва слышно приборматывал что-то невразумительное. Брат Неумержицкого и Стасик сильно храпели. Делал звук совсем тихим и принимался смотреть: ежеминутно оборачивался, реагировал на самые слабые шумы за спиной. На экране видел — тела, лица и органы: в больших количествах и разнообразных позах. Чувствовал, как за ширинкой принимается шевелиться и поднимается до того пребывавший в совершенном покое член. Удивлялся тому, что возбуждение от кинофильмов часто случается более сильным, чем — от живого тела. Наблюдал, как на большом кожаном кресле опиралась на руки и колени девка и пристраивался сзади здоровый мужик: сильно сжимал ее бедра, двигался. Через некоторое время принимался похлопывать её по ягодице — ладонью. Крупным планом приближались органы: мужской — большой, напряженный, с гладко выбритым лобком, и женский — словно бы припудренный и с аккуратным маленьким треугольником: сверху. Благодатский мял сквозь ткань джинсов жесткий член, испытывал желание начать мастурбировать, но — не мог этого делать: помнил о тех, кто спал и мог проснуться за его спиной. Крепко сжимал зубы, крутил пальцами прядь волос. «Как же все-таки неудобно наверное — принимать позы, удобные для съемки. Там ведь рядом где-то мужики с камерой: крутят ее, направляют. Странный процесс… А все-таки честнее, чем фильм «Ворон»: никто ничего не изображает, просто воспроизводят заложенное природой и стараются сделать это получше. Пускай не для себя получше, а для камеры, и все-таки: тут не наебешь, хуй компьютерной графикой не нарисуешь. Если даже и нарисуешь — чушь получится неправдоподобная», — таким и подобным рассуждениям предавался Благодатский: темнело в глазах от возраставшего в районе паха напряжения и крепче сжимала рука спрятанный тканью орган. Вдруг — слышал странный звук и быстро отключал программу, воспроизводившую фильм, в котором уже кончал мужик: на спину стонущей девки, держал рукой член и сильно колотил им сверху по заду: брызгала мутно-белая жидкость и крупными густыми каплями задерживалась на гладкой коже. Оборачивался и широко раскрывал глаза от удивления: пьяный Бадя стоял боком к нему и лицом — к тумбочке брата Неумержицкого; покачивался и доставал из джинсов — член: почти невидимым казался он в темноте комнаты, освещенной тихим светом компьютерного монитора. Собирался мочиться и сделал бы это, если бы не схватил его за руку Благодатский и не потащил бы, спотыкаясь о Неумержицкого, — в коридор.