Они долго молчали, глядя, каждый по-своему, на погасший камин, но оба не смея шелохнуться.
— Кто этот странный человек? Вано, кажется?..
— Это личный шофер Филимона, — с готовностью оживилась Оля. — Он проживает у нас, в этом же доме, на втором этаже. Помещение со всеми удобствами, с отдельным входом. Выполняет обязанности и водителя, и электрика, и слесаря, и телохранителя, и охранника этого, так сказать, замка. Если общо, то на нем жизнеобеспечение и безопасность всей нашей усадьбы. На первый взгляд он странный. Соседи предполагают, что он нем, что у него нет языка, но это чушь. Просто — неразговорчивый. Сейчас он где-то недалеко: или в своей келье, или проходит по наружной галерее второго этажа — оттуда видно, что делается за забором, или где-то во дворе. Иногда мне кажется, что он контролирует все, что происходит в доме. Нам грех на него жаловаться: добросовестный, усердный. Еще у нас есть домработница, которая приходит днем, — женщина с кулинарным и даже медицинским образованием. Кстати, она гармонирует с этим домом-замком, — в ней есть что-то тайно-мрачное, исподний огонь. Мне она не очень нравится, мы как-то не сдружились с самого начала. Но Филимону, кажется, именно это в ней и нравится, а может, и не только это. Он упорно, из года в год, продлевает с ней договор. Я не настолько ревнива, чтобы обращать на это внимание. Готовит она хорошо, к тому же — уколы, массажи… Меня она устраивает, домработница ведь не для дружбы, согласись?..
— Где вы нашли такого усердного? — спросил Никита рассеянно, возвращаясь к Вано.
— О, это давняя история. Вообще-то, мы, я и Филя, знаем его с детства. Раньше он был гроза района и даже приударял за мной, — у Оля получилось кокетливо.
Никита рассмеялся:
— Ну, уж об этом можно было не говорить! Быть рядом с тобой и оставаться равнодушным!..
— Словом… — Оля корректно его прервала, — нас троих кое-что, скажем так, связывает. Несколько лет назад я узнала его в телепередаче «Из зала суда»…
— Какое счастье, что ты смотришь телевизор, Оля!.. — пошутил Никита и быстро приложил ладонь к губам, демонстрируя покорное внимание.
— Ты прав, Ник! Так вот, мне его стало жалко… К тебе, Ник, другие чувства, пожалуйста, не оскорбляйся! Если коротко, то Филя вдруг проникся к моей жалости, так мне поначалу показалось, особым образом и буквально загорелся. В то время он уже занимал высокий пост, карьера шла в гору, мы стали достаточно обеспеченными, у нас уже была эта усадьба, домработница. Кстати, тебе, наверное, странно, но я никогда не работала, ни по специальности, ни как-либо иначе — сначала Артур был маленьким, потом Филя был против, трудясь за двоих, ну а вскоре подобная необходимость отпала вовсе. Так вот. Филя навел справки, разыскал этого Вано, ездил к нему в колонию. Словом, после освобождения несчастный, потерянный, упавший на самое дно, поставивший на себе крест человек стал жить и работать у нас. Однако… — Оля посмотрела на Никиту с сомнением: стоит ли об этом? Но, вздохнув, продолжила: — Я надеялась, что Вано станет нам другом, а Филя сделал его рабом. Впрочем, я мужа не виню: у них с детства были непростые отношения. Возможно, Филя что-то себе и ему продолжает доказывать. Хотя последнее в отношении этого бедолаги, я бы сказала, неосуществимо — Вано уже не тот человек, который чувствует боль. Благодарность? — возможно… Но нечувствительность к боли, мне иногда кажется, не очень приятна Филимону, он не того ожидал. И все же Вано его устраивает: рядом существо, верное, как пес. Перегрызет горло всякому, кто посягнет на кого-либо из нашей семьи.
— Я заметил… — проронил Никита.
Основных условий, на которых Оля соглашалась на союз с Удавом, была два. Первое, памятью о Гарри, относилось к ее имени: Удав обязан называть свою женщину в соответствии с именем, данным его предшественником, — ОлЯ (без склонений, с ударением на втором слоге). С этим Удав согласился сразу. Вторым условием была ее личная свобода. В чем эта свобода заключится, Оля, в момент высказывания своего категоричного требования, еще мало представляла. Но границы дозволенности предложил сам Удав: все действия Оля должны находится в рамках светского приличия. Таким образом, он соглашался на все условия Оля, — так ей показалось. Самоотверженность будущего мужа не поразила Оля, потому что она жила с ней не один год и, собственно, сформировалась во многом как плод жертвенности этого человека. Поэтому ее не насторожило предупреждение Удава, которое он произнес тихо, но твердо, тоном, уже не терпящим каких-либо возражений: «Но тем, кто будет вокруг тебя, я такую мою покладистость не гарантирую».