Тирль остановил проходящего мимо мальчишку и, дав ему медную монету, попросил передать его слова леди Энн, сидящей на трибуне. Через несколько минут он увидел, как Энн, выслушав мальчишку, что-то сказала отцу и покинула трибуну. Тирль следовал за ней, держась на некотором расстоянии. Энн вошла в дом, поднялась по лестнице. На втором этаже он увидел, как она вбежала в какую-то комнату и последовал за ней. Войдя, Тирль плотно закрыл за собой дверь.
– Тебе грозит опасность? – спросила Энн.
– Опасность убить женщину, – признался Тирль.
– А мне – мужчину, – заявила Энн.
– Кольбрана?
– О нет, твоего врага, Перегрина.
– Сиверна? – поинтересовался Тирль, расстегивая пояс и начиная снимать тунику.
– Что ты делаешь?
– По мне проскакала лошадь, и я хочу, чтобы ты осмотрела раны. Так что же сделал Сиверн? Энн помогала Тирлю раздеться.
– Ты знаешь, что он собирается жениться на мне? Для него это – решенный вопрос. Сегодня за обедом отец посадил его рядом со мной, и Перегрин заявил, что приехал сюда только для того, чтобы жениться на мне. Кажется, он считает это великой честью для меня – впрочем, как и мой отец. Отец покорен тем, как этот тип сражается.
Тирль почувствовал жалость к Энн. Если ее столкновение с Перегрином было тем же, что для него встреча с Зарид, она заслуживала жалости. Когда Тирль стянул, наконец, рубашку, Энн задохнулась:
– Ты весь в синяках и в крови. Тирль, ты избит, и очень сильно. Снимай все, я посмотрю, есть ли еще раны, и постараюсь помочь тебе. – Она подошла к двери и приказала проходившему мимо слуге принести чистую ткань и горячую воду.
Тирль улыбнулся, глядя на нее.
«Вот так и должна вести себя женщина, – подумал он. – Женщины созданы для того, чтобы быть милыми и ласковыми. Они созданы для того, чтобы, положив руку на лоб мужчины, успокаивать его, когда ему больно. Нормальные женщины так и делают. Они знают все о перчатках и атласе и не умеют точить мечи».
Тирль разделся, оставшись в одном белье и вытянулся вниз лицом на кровати. Энн, нежная, красивая, настоящая женщина, промыла ему раны и смазала их бальзамом.
– Расскажи мне о ней, – тихо попросила она. Тирль хотел было сказать, что не может рассказывать об этом, что опасность слишком велика, но он знал, что может доверять Энн. В конце концов, так было всегда. Если Энн скажет кому-нибудь, кто он на самом деле, и это дойдет до Сиверна, тот убьет его немедленно. Тирль не питал никаких иллюзий на этот счет.
Тирль рассказал Энн все. Свой рассказ он начал с того момента, как трое наемников Оливера привели к нему Зарид, и Тирль понял, что младший Перегрин – девушка. Он рассказал ей, как Зарид пыталась убить его, как он, проникшись к ней странным чувством привязанности, счел своим долгом быть рядом.
– Но она помешана на Кольбране, – с горечью признал Тирль. – Я закрыл ее своим телом и спас от смерти, а она все еще даже не считает меня мужчиной.
– Ты можешь победить Кольбрана. И Сиверна. Как бы я хотела видеть его поражение. – Глаза Энн блестели. – Сегодня после обеда он пытался меня поцеловать. – Она улыбнулась. – И как следует получил коленкой.
Тирль усмехнулся.
– Кажется, у нас прямо противоположные цели. Твой отец не заставит тебя выйти за человека, не ставшего победителем турнира. – Он улыбнулся. – А я с огромным удовольствием выбил бы Кольбрана из седла. Какое неизъяснимое наслаждение доставил бы мне, его вид!
– Если бы не выбранный тобой дурацкий маскарад, ты победил бы их. Ты бы швырнул наземь их обоих. Я видела, как ты сражаешься, и ты лучше их обоих вместе взятых.
– Да, – грустно признал Тирль, садясь так, чтобы Энн было удобнее накладывать ему повязку. – Если бы только мне не нужно было скрываться под маской Смита… – Он неожиданно остановился и посмотрел на нее. – Я могу сражаться.
– Да, – горячо откликнулась Энн. – У тебя нет причин оставаться в неизвестности. Объяви себя Говардом и прими участие в турнире в оставшиеся два дня. Перегрин не осмелится напасть на тебя под крышей моего отца.
– Нет, – задумчиво проговорил Тирль. – Я не опущусь до уровня своего братца. Слишком многие видели меня вместе с Перегринами, и люди ославят их дураками за то, что те не сумели распознать Говарда.
– А они и есть дураки, – горячо возразила Энн. Тирль внимательно посмотрел на ее изящно очерченное лицо. Действительно ли она думает то, что говорит?
– Сиверн вовсе не показался мне таким уж непривлекательным.
– Он деревенщина, невоспитанная деревенщина, который считает, что достаточно взять женщину силой – ее не надо ни спрашивать, ни думать о ней – достаточно грубой силы.
– Но на него приятно посмотреть, – заметил Тирль. – И он прекрасно держится в седле.
– Я бы посмотрела, как он скатится на землю. Я бы послушала, как над ним смеются. Пусть бы посмотрел на себя, и хоть раз в жизни понял, насколько он глуп. А я бы…
– Понятно. – Тирль не смог скрыть, насколько все это забавляет его.
– Если ты осмеливаешься смеяться надо мной, то…
– Я? Смеяться? – невинно переспросил он. – Разве после того, как я так жестоко пострадал по милости Перегринов, мне придет в голову смеяться над чужой злобой к ним?
Хорошенькое личико Энн смягчилось. «Тирль слишком хорошо и долго знает меня», – подумала она. Когда этот ужасный человек, пахнущий потом и лошадьми, прижал ее в темном углу, она сперва ответила на его поцелуи. В нем было что-то на редкость основательное,. в этом мужчине.. Он, казалось, принимал как должное то, что она не только согласна, но и безумно хочет стать его женой. Во время обеда он так легко разговаривал с ее отцом, словно они уже породнились, и отец отвечал ему тем же. Энн сидела между ними так, словно ее не существовало. Перегрин постоянно тянулся через нее к блюдам с едой, и ей приходилось уклоняться от его локтей. Он разговаривал так, словно ее здесь не было.