– Конечно, будет. Вы не можете обидеть человека до глубины души. Если вы выйдете замуж за мужчину чуточку разумного, он согласится с этим.
– А это неразумно – выглядеть не модно одетой? Какая странная беседа!
– Конечно, нет. Если вы позволите, я порекомендую вам не тратить много времени, а повидаться с адвокатом и расторгнуть с ней договор.
– Вы подтруниваете надо мной, сэр?
Генерал наклонился вперед, он был похож на старого усталого орла. Открытый ворот ночной рубашки обнажил морщинистую шею. Он вдруг перестал раздражаться.
– Поверьте мне, дорогая, это не входило в мои замыслы, я просто давал вам кое-какие советы. И я считаю себя совершенно мирным другом. Я знаю достаточно женщин и много повидал на своем веку: от них ничего не остается, даже стручка, когда их лепестки начинают осыпаться. Только пустые оболочки. И тогда вы проклянете усталость, и ваше сердце объявит вам об этом.
Он снова откинулся на подушки и в самом деле выглядел очень усталым. Монокль выпал из его глаза; в глазу удерживался только пронзительно-голубой блеск.
Растерянная Беатрис стояла словно в тумане. Какое-то внутреннее чувство подсказало ей, что она была свидетельницей одного из последних взлетов неистовой и отважной души.
Глава 2
Три недели спустя, после того как Беатрис перешла общепринятые границы и неожиданно столкнулась с генералом Овертоном, она получила письмо с приглашением в Овертон Хауз на ленч в следующее воскресенье.
Это было исключительное событие. Она, единственная из двадцати одноклассниц Каролины, которые были у нее на дне рождения, удостоилась приглашения в Овертон Хауз. Это означало, что там признавали ее индивидуальность. Мать Беатрис осталась очень довольна, но ее практичный отец недоумевал.
– Что-то за этим кроется, – сказал он недоверчиво. – Может, они хотят продлить срок кредита или ждут, чтобы я скостил им цену?
– Ох, – воскликнула мама, – ты всегда думаешь только о торговле и покупателях, и ни о чем другом!
– О чем же я еще должен думать, разрешите спросить? В бизнесе я не предаюсь возвышенным чувствам.
– Я знаю, почему меня пригласили на ленч, – сказала Беатрис. – Это генерал Овертон обратил на меня дружеское внимание. Я видела его в ночной рубашке, – ни к тому, ни к сему добавила она.
– Беатрис! – воскликнула мама. – Подумай, что ты говоришь!
– Я искала ванную комнату и по ошибке открыла не ту дверь.
– Ты не могла спросить кого-нибудь, где она находится?
– Не могла, потому что я хотела осмотреть лестницу в Овертон Хаузе. Я попала в спальню генерала по ошибке, а он сидел на кровати, и мы с ним побеседовали.
– О чем? Скажи ради всего святого!
– Да так… – ответила Беатрис уклончиво, зная, что она никогда не перескажет маме свою необычную беседу.
Впрочем, мать не стала дольше выспрашивать, ее глаза уловили привычный затуманенный взгляд дочери. Но все же она задала еще один вопрос:
– О его сыне? Ты виделась с ним?
– Нет, конечно, нет. Мама, это была девчоночья компания. Во всяком случае, он порядочная тряпка. Он настолько болезненный, что не ходит в школу и у него домашний учитель. А его хобби – ловить бабочек.
– Боже! – воскликнул папа. – Домашний учитель и бабочки!
– Он ужасно болезненный, – повторила Беатрис. – Но… я могу пойти туда в воскресенье или нет? Я мечтаю еще раз посмотреть на Овертон Хауз. Когда-нибудь я хотела бы жить там.
– Что ты имеешь в виду, говоря «когда-нибудь»? – взволнованно спросил папа.
– Разве это не красиво, папа, этот свет и воздушные просторы, эти лестницы, летящие вверх?
– Как и проклятые бабочки, я полагаю, – саркастически сказал папа. – Я предпочитаю солидный комфорт, практичные цвета, современную санитарию. Думаю, что в Овертон Хаузе все еще старые пыльные уборные.
– Возможно, они там и есть, но их не используют по назначению. Ванные комнаты вполне современные, как наши. А ватерклозеты украшены гирляндами цветов.
– Боже мой! – воскликнул папа.
Мама, зная Беатрис, была восхищена ее интересом к Овертон Хаузу и даже более, чем к интерьеру этого дома. Но папа как всегда разочаровался в дочери. Нет, она не в состоянии рассуждать, как мальчик, все же она остается девочкой. И если бы она была красива, он мог бы выставлять ее напоказ, как товар на витрине магазина.
Отец надул губы и, подумав, наконец сказал, что она может еще раз пойти в Овертон Хауз. Но он не хотел потакать ее глупым идеям, этому ее восхищению домом и, более того, заметил в ней совершенно нелепую черту, подобную погоне с сачком за бабочками на вересковом лугу.