– Извини, – говорит он сердечно, его пальцы касаются моих скул, и Лукас смахивает очередную порцию слез, не задержавшихся под ресницами.
Я отпихиваю его от себя с присущей мне в данный момент злостью.
– Не делай! Не делай так! Не притворяйся, что тебе не все равно!
На удивление, Лукас даже не опьянел. Я захожу в спальню, не зашторенные окна которой выходят на оживленный в ночи проезд. Он соблюдает тот же курс.
– Мне и не все равно, Ева. Это ты испортила все, – голос его больше напоминает хрип.
Стащив чемодан с верхней полки шкафа-купе, оборачиваюсь к Блэнкеншипу, готовая воевать с ним, если необходимо, но лишить его этой чертовой эгоцентричности.
– Неужели? Давай я напомню тебе, что после совместной пробежки в Монти в этот же день ты строчил сообщения своей бывшей подружке! – размахиваю руками; меня распирает от несправедливости Лукаса ко мне. – Она прислала тебе ваши общие фотографии, где она лежит возле тебя оголенная, а ты ее обнимаешь. И что написал ты? «О, да, ты очень горяча»?! – воссоздаю в памяти прочитанный месседж.
Британец зажал между ладонями нос и громко выдохнул. Спустя несколько мгновений, прежде чем начать высказывать свою точку зрения, он пресекает все мои попытки сложить одежду в чемодан. Он цепляется в мои руки выше локтей и окидывает пылающее лицо пронзающим недобрым взглядом.
– Господи, – выдавливает Лукас слова, словно зубную пасту из практического пустого тюбика, – да я просто дурачился. Зачем ты вообще копошилась в моем ноутбуке?!
Стараюсь вырваться, однако это так же маловероятно, как и лезть из кожи вон, чтобы самостоятельно выбраться из колодца. В настоящую минуту захват Блэнкеншипа – спартанский.
– Я просто включила музыку, понятно? А потом… так получилось! Ты ушел, оставил мне жалкую записку с десятком букв… Чего ты ждал?
– Как минимум того, что ты не станешь рыться в моем лэптопе!
– Я и не рылась!
Повышенные тона, судя по всему, в ближайшее время вынудят персонал отеля подняться к нам. Опасение услышать стук в дверь сковывает. Я настолько раздражена, что не потреплю, если меня отчитают. Хотя сомнительно, что кто-то выразит претензии спутнице Лукаса Блэнкеншипа.
– А что же ты делала? Что?
Волнистые, не до конца высохшие, волосы спадают мне на лоб, когда все же удается обрести свободу. Я отхожу назад, чтобы у Лукаса вновь не вышло сцапать меня.
– Ты написал Джо, что трахнул бы ее, «как следует»! – я заплакала еще отчаянней. – Снял бы это на камеру… – всхлипывая, опускаюсь на прикроватную тумбу, старинный светильник скользит по деревянной поверхности, встретившись с моей спиной. – Ты написал… что снял бы это на видео…
Лукас в два счета оказывается рядом и, согнувшись, встряхивает меня, словно тряпичную куклу.
– Это просто сообщения. Я не собирался ничего из этого исполнять. – От Блэнкеншипа немного разит спиртным, но густой и благородный аромат парфюма все-таки доминирует. – Мы иногда переписываемся с Джорджи, но у меня ничего нет с ней. И быть не может. Все кончено. Ты внимательно читала? – он хмурится, издевательски вопрошая. – Я написал, что отправил бы потом видео Чарли, к которому она от меня ушла. Это несерьезные слова с моей стороны.
Я поднимаюсь на ноги, Лукас убирает руки. Принимаюсь ходить из одного угла в другой, как тигр в клетке. Накатывает нестерпимая волна боли, смывающая остатки здравого смысла, и тогда я сбрасываю с коричневого комода – напротив кровати – личный блокнот, туалетную воду Лукаса и его электрическую бритву. Флакон с духами попадает на плотный узорчатый ковер и благодаря этому остается целым.
Окна. Нужно открыть окна, иначе я задохнусь. Это не я – я с такой силой не умею ревновать. Вот что означает любовь? Душевные муки? Быть в кого-то влюбленным – значит непрестанно ревновать этого человека?
Схватившись за голову, подаюсь назад.
– Зачем ты ездил к Джорджине? – смаргивая слезы, я смотрю на него и стискиваю «намертво» кулаки.
– Ты знаешь, зачем, – заведя руки за голову, Лукас скрестил пальцы на затылке.
Он ходит туда-сюда по этой небольшой комнате, не желая на меня взглянуть.
– Зачем? – настаиваю я тверже.
Англичанин вспыхивает негодованием.
– Да потому что ей плохо было!
– Но она бывшая! Быв-ша-я, Лукас! – кричу, подойдя ближе. – Что, если я буду поступать так же, как и ты?
Скорее всего, не нарочно, но он ядовито ухмыляется, выдав с целью обидеть меня язвительным тоном:
– У тебя никого не было до меня.
Он подчеркивает важностью последнее слово, наконец, остановив глаза на мне. Понимание озаряет, и Лукас неспешно, чтобы не спугнуть, возвращает руки в прежнее положение.