Всеобщее раздражение только раззадоривает Альберта.
— Ту-ту-у! — выкрикивает он. — Тудум-тудум. Чух-чух-чух, die Eisenbahn![3] — А сам краем глаза поглядывает на гостей.
В свой пятый день рождения Альберт не встает с постели из-за гриппа — вот досада.
— Смотри-ка, что у меня есть, — произносит отец. — Держи.
И вручает Альберту небольшой сверток.
— Можно, я открою, папа?
— Конечно.
— А что там?
— Сейчас сам все узнаешь.
Альберт разворачивает оберточную бумагу, открывает маленькую коробочку и достает компас.
— Папа. Как здорово. Спасибо тебе от всего сердца. Спасибо.
— Надеюсь, тебе понравится.
— Мне уже нравится, папа, и даже очень.
Альберт постукивает по стеклянному окошку компаса.
— Вот и славно. Зайду к тебе попозже.
— Я люблю тебя, папа.
— И я тебя люблю, Альберт.
Оставшись один, Альберт и так и этак вертит и трясет корпус прибора в надежде обмануть стрелку, направив ее туда, куда ему хочется. Но как бы он ни исхитрялся, магнитная игла снова и снова находит путь на север.
Взбудораженный, Альберт весь трепещет от этого чуда, руки дрожат, к телу подбирается озноб. Невидимая сила: выходит, мир таит в себе неизведанные свойства. За вещами должно быть что-то еще, глубоко скрытое.
Майя с восторгом наблюдает, как ее семилетний брат возводит карточный домик высотой в четырнадцать этажей.
— Чудо какое-то, — изумляется она. — Как ты это делаешь?
— Научная инженерия, только и всего, — объясняет Альберт. В минуты увлеченности он говорит без запинок. — Смотри, Майя. Карты беру старые. Видишь? Сначала строим основание. Для этого я прислоняю друг к другу две карты в форме треугольника. Выстраиваю из них ряд. Теперь надо его перекрыть. Выбираю подходящую карту и кладу ее на вершины двух соседних треугольников. Все надо делать очень аккуратно. Когда первый этаж готов, я осторожно начинаю следующий. Повторяю все то же самое и делаю третий этаж, потом четвертый, сейчас мы уже на пятом, и так далее.
— Альберт, это просто чудо. Ты, наверное, будешь жить, как библейский Иисус, и творить чудеса?
— Майя. Мы же не только Библию читаем, но и Талмуд. Мы евреи. Мы — евреи.
— А ты расскажешь мне про Иисуса? Ты столько всего знаешь.
— Ничего я не знаю.
— Ты знаешь все на свете.
— Нет, Майя. Чем больше я узнаю, тем больше убеждаюсь, что ничего не знаю.
Любопытство порой завладевает им полностью.
Альберт часами бродит по окрестностям, рыночным площадям и крытым пассажам, стараясь избегать нагруженных пивом телег, от которых только тряска да грохот. К счастью, Паулина никак ему не препятствует. Наоборот, она дает ему все больше свободы. Для размышлений, для обдумывания своих идей в одиночестве.
Гуляя под моросящим дождем, он наблюдает, как старшие школьники играют в кегли.
— Пожалуйста, разрешите мне бросить разок, — обращается к ним Альберт.
— Ну, попробуй, малой, — смеется школьник. — Держи. — И подкатывает к Альберту шар.
Но шар оказался таким тяжеленным, что Альберт даже не задевает им кегли. Да к тому же сам падает в грязь.
Школьники заливаются хохотом. Альберт с трудом сдерживает обиду.
Домой он возвращается в слезах.
Чтобы как-то приободрить сына, отец садится с ним в Droschke — пролетку последней модели, новинку мюнхенского транспорта. С грохотом проезжая сквозь Изарские ворота, с востока отделяющие Старый город от районов Изарфорштадт и Лехель, отец показывает Альберту фреску победного шествия императора Людвига Баварского.
На дому с Альбертом занимается учительница, хотя мальчик убежден, что она только отвлекает его от действительно важных размышлений.
Однажды он швыряет в нее стульчик. В испуге та убегает и больше не возвращается. Альберт мечтает только об одном: чтобы его оставили в покое, наедине с книгами. Жажда знаний поистине неутолима. Одинокими дорогами разума она ведет его в такие дали, куда никто за ним не поспевает. Вот где счастье. А он тем временем продолжает открывать для себя Мюнхен.
Во время одной из прогулок, когда его застигла непогода, пожилой итальянец приглашает продрогшего до костей Альберта отогреться в своем особняке.