Всеми своими мыслями Гитлер боролся в то время с искушением отклониться от собственноручно начертанного курса, отказаться от получения власти законным путем и добыть ее кровавой революцией. Ближайшие сотрудники все время настойчиво предлагали Гитлеру прекратить выжидать и заняться революционной борьбой. В себе самом он ощущал противоречие между революционным темпераментом, принуждавшим к страстным действиям, и политической искушенностью, подсказывавшей идти прочным путем политических комбинаций, чтобы потом "поквитаться со всеми". Нет никаких сомнений, что накануне осенних выборов 1932 года мы были близки к открытой вспышке национал-социалистической революции. Для партии это означало бы смерть. Восстание было бы жестоко подавлено войсками рейхсвера. В разговорах того времени снова и снова всплывала одна и та же мысль: "Коричневым батальонам — свободу действий!" Гитлер рисовал себе самому и своему окружению шансы внезапного захвата ключевых пунктов государственной и экономической власти. С особым интересом он останавливался на возможности развязать кровопролитные уличные бои, связанные с подавлением марксистского восстания. Насколько основательно были разработаны планы государственного переворота, показали действия нацистов летом того же года. Это было совсем не самоуправство партийных лидеров на местах. Все нити вели непосредственно к Гитлеру. Такие действия соответствовали его темпераменту, запросам его фантазии и его представлениям об историческом величии, которое будто бы недостижимо без кровопролития.
Здесь выразилась та же противоречивость чувств, которая недавно заставила фюрера Третьего рейха колебаться между желанием стать "величайшим полководцем всех времен" и необходимостью следовать уже однажды избранным путем "комбинирования, добыть власть хитрым маневром, коварством создать империю". Люди Гитлера упрекали его в том, что он упустил момент для решающего удара. И действительно, в 1932-м экономический кризис начал понемногу ослабевать. Приток в партию уменьшился. Соперники Гитлера усилились и стали обгонять его. Поставленный в трудное положение, лишенный всякой возможности действовать, Гитлер видел, как рушатся все его планы прихода к власти. Президентские выборы принесли его партии тяжелое поражение. С тех пор, как Папен пришел к власти, Гитлере ненавистью наблюдал как этот проклятый соперник с легкостью и беззаботностью юного кавалерийского офицера преодолевает многочисленные политические препятствия, представлявшие особый интерес для Гитлера и его Борьбы. Например, Папен занял прусскую полицию и лишил прусских марксистов государственной платформы. А Гитлер, нетерпеливо и страстно жаждавший действия, вынужден был бездельничать и разыгрывать отпускника в Баварских горах, тогда как время шло, и Папен опережал его, осуществляя его же планы.
План в ящике стола
Кстати, о планах. Расспросы Гитлера о положении в Данциге касалась экономики. Я вспомнил о задаче, в то время поставленной Гитлером перед партией: составить программу трудоустройства населения. Дилетантство, с каким честолюбивые делопроизводители разных участков составляли рабочие планы, из которых затем должна была получиться единая программа по преодолению безработицы, вызывало большие сомнения в серьезности намерений партии. Вдобавок именно в это время два партийных эксперта по технико-экономическим программам, Федер и Лявачек вынесли на суд общественности (в лице партийных "собраний интеллигенции") свои экономические теории, весьма странные и отнюдь не убедительные; у экономистов они вызывали смех, у образованных членов партии — мучительное недоумение. Я спросил Гитлера (о его отношении к Федеру я тогда еще не знал), как же будет финансироваться эта экономическая программа? "Мне кажется, — сказал я, — что теория Федера означает не что иное, как финансирование с помощью инфляции."
"Почему же? — спросил Гитлер и недружелюбно посмотрел на меня. — Впрочем, финансирование меня не беспокоит. Дайте мне только волю. Убрать спекулянтов — и не будет никаких трудностей".
"Но ведь цены невозможно удержать, если финансировать трудоустройство таким образом, — решился я возразить. — Федеровские текущие счета тоже будут способствовать инфляции".
"Инфляция наступает, если ее хотят, — возмущенно отрезал Гитлер. — Инфляция — это когда не хватает дисциплины. Недисциплинированные покупатели и недисциплинированные продавцы. Я позабочусь о том, чтобы цены были стабильными. Для этого у меня есть штурмовики. Горе тем, кто будет повышать цены. Нам не нужно никаких юридических оснований. Партия сама справится. Смотрите сами: в каком магазине штурмовики один раз наведут порядок — в другой раз там такого уже не случится".
Форстер удовлетворенно кивнул, такая экономическая дисциплина ему понятна.
"Впрочем, — продолжал Гитлер, — теории Федера и Лявачека меня не волнуют. Я обладаю даром сводить любую теорию к ее реальной сути. И в свое время я непременно это сделаю. Выдумками я бы ничего не добился. Не стоит требовать от этого Федера и его людей, чтобы их слова сбывались — даже если их санкционировала партия. Пусть они говорят, что хотят; когда я буду у власти, я позабочусь о том, чтобы они не наделали глупостей. Если кто-то возбуждает беспорядки, Форстер, сделайте так, чтобы он замолчал. Люди не умеют думать просто. Все им надо усложнить. А я обладаю даром упрощать, и тогда сразу все получается. Трудности существуют только в воображении!"
Он прервался. Пренебрежение Гитлера к Федеру в то время было мне еще в новинку. Это было интересно прежде всего как знак превосходства Гитлера над своим окружением. Гитлер, определенно, обладал даром упрощать и делал это — до какой-то степени — конструктивно. Подобно большинству самоучек, он имеет дар пробиваться сквозь стену предубеждений и традиционных мнений специалистов и при этом он вновь и вновь открывает ошеломляющие истины.
"И эти "капитаны индустрии" мне не указ. Тоже мне, капитаны! Хотел бы я знать, где их капитанский мостик! Они простые люди, дальше своего носа ничего не видят. Чем ближе их узнаешь, тем меньше их уважаешь". — Гитлер пренебрежительно махнул рукой. Форстер принялся взахлеб рассказывать о проектах трудоустройства населения, которые собраны в его гауляйтерстве так называемым инженерным подразделением на случай прихода к власти. Я заметил нетерпение Гитлера и добавил, что речь пока идет о "сыром" проекте, не хватает разработки в деталях. Мне кажется, что руководству следует расставить в проекте приоритеты, исходя из возможностей финансирования.
"Надо только поджечь запал, — возразил Гитлер. — Каким образом я это сделаю, не столь важно. Экономический оборот должен двигаться по кругу, а мы должны замкнуть этот круг, чтобы силы нашей экономят не вытекали за границу. Я могу легко добиться этого — как наращиванием вооружений, так и строительством жилых домов или поселков. Еще я могу дать безработным больше денег, чтобы они могли удовлетворить свои потребности. Тем самым я создам покупательную способность и дополнительный оборот. Но все это — просто и совсем не сложно; мы сделаем это, чтобы наши люди обрели силу воли и не боялись некоторых неизбежных трудностей. И пусть профессора думают что хотят — я считаю, что это вовсе не тайное учение, а дело здравого рассудка и воли".
Заметно было, что Гитлер не придает большого значения планам трудоустройства. В эту пору полной бездеятельности они явно казались ему таким же развлечением, как фантазии о стройках, поселках, сельскохозяйственной мелиорации, техническом прогрессе.
Весь его "план в ящике стола", как и многое другое, был лишь средством для достижения цели. Это был сверкающий мыльный пузырь, а не плод серьезной работы. И даже сам фюрер не верил, что эти труды имеют какую-нибудь ценность. Он занимался ими ради пропаганды, для воспитательных целей и нимало не заботился об их результатах.
Таким образом, ни один план из его "стола" не рассматривался всерьез. Весь багаж, с которым Гитлер пришел к власти, состоял в его неограниченной уверенности, что он со всем справится; в примитивном, но действенном правиле: что приказано, то исполнят. Может быть, это правило скорей скверно, чем верно — но время идет, а дела все еще обстоят именно так.