- Ну, как знаешь, - недовольно бурчит Басов и уходит, не попрощавшись.
Оставшись один. Костров рассеянно склоняется над спектрометром; И вдруг снова распахивается дверь...
- Я все слышала, - раздается сдавленный от волнения голос Галины. - Мне бы лучше других следовало знать своего муженька и ничему не удивляться, однако даже я не ожидала от него такого...
Алексей молчит, не зная, что сказать, а Галина продолжает, с трудом сдерживая негодование:
- Постеснялся хотя бы разглашать свои ориентации. И потом, откуда такой энтузиазм, такая вера в обитаемость Галактики? Передо мной он вечно скепсис свой изливает: "Мы одни во Вселенной. Вокруг слепая стихия, вырождение и "белая смерть" космической материи"! Сверхновые звезды у него "самоубийцы", белые карлики - "звезды-банкроты". От такой картины завыть можно, глядя в бездонное небо. И я все ждала, что вотвот заговорит он об этом открыто или хотя бы попросит от должности отстранить. И вдруг такая жажда открытий!
- Ну что вы так его ниспровергаете, - пробует заступиться за Басова Алексей. - Он человек незаурядный, с большой эрудицией. Особенно памяти его я завидую...
- Ну, знаете ли, - с досадой перебивает Галина, - это не память у него, а запоминающее устройство, как в электронно-счетной... И потом, память и эрудиция - это не одно и то же.
Костров слушает Галину, не скрывая удивления. Значит, у Басовых не случайная размолвка. Она неплохо разбирается в людях. Получше, пожалуй, чем он, Алексей Костров. И он проникается еще большим уважением к этой женщине, хотя вслух произносит укоризненно:
- Вот уж никогда не думал, что вы такая злая...
- А это, знаете ли, не такое уж плохое качество - быть, когда нужно, злой, - хмурится Галина. - Вам бы оно тоже пригодилось. Но вы все-таки молодец, не поддались на лестное предложение директора. Не взял он вас и новой антенной, хотя я понимаю, что значил бы для вас радиометр с зеркалом в семьдесят метров. И не меняйте, пожалуйста, вашего Фоциса ни на дзету Люпуса, ни на альфу Кобры. Мы непременно выжмем из его "радиограммы" все, что только будет в силах кибернетики.
- И ваших, - улыбается Алексей.
- Да, и моих, более скромных, конечно. Хотя, должна вам честно признаться, ничем не могу вас пока порадовать...
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Спустя несколько дней обсерваторию посещают несколько иностранных ученых и сопровождающие их журналисты. Басов, встревоженный их приездом, суетится, наводит порядок, инструктирует научных сотрудников. Заходит он и к Кострову, хотя в последнее время был с ним холоден и разговаривал лишь по служебным вопросам. А теперь приветливо улыбается и спрашивает прежним дружеским тоном:
- Ну, как дела, Алексей Дмитриевич? Американцы к тебе зайдут сейчас, так ты с ними поделикатнее...
- А нельзя ли, чтобы не заходили? Ну о чем я с ними буду говорить? Чем похвалюсь? Ты же знаешь, какие у меня успехи. Отведи их лучше к Климову.
- Но ведь тебя там, - он почему-то тычет пальцем в небо, - за границей, знают. Ты доктор наук, твои работы переведены на английский. Эти господа о тебе еще в Москве спрашивали. Так что ты подготовься.
- Что же, мне для этого в смокинг облачаться? - ворчит Костров.
- На смокинге не настаиваю, а вот о чем будешь говорить с ними, подумай. Да учти, что это не представители дружественного демократического государства. К тому же с ними журналисты. Эти могут написать такое, о чем ты даже и не собираешься говорить.
- Так за каким же чертом тогда мне с ними встречаться? злится Костров. - Если они могут написать такое, о чем я с ними говорить не собираюсь, так у них вообще нет необходимости во встрече со мною.
- Поэтому-то и нужно не молчать, а говорить, - поучает Басов. - Там, где ты промолчишь, они и напишут за тебя. А говорить нужно, опять-таки помня, с кем имеешь дело, - дипломатично, всего не выкладывая. Избави тебя бог бухнуть им, что у нас ничего пока не получается, чтобы они потом не раструбили на весь мир о нашем бессилии...
- Ну ладно, - резко обрывает его Костров. - Будем считать, что инструктаж окончен. Сам как-нибудь соображу, о чем с ними разговаривать. Дай только хорошего переводчика.
- Переводить тебе будет Галина. Я уже предупредил ее. А ты ни на минуту не забывай, кто перед тобой... Сам потом пеняй на себя, если...
Надо бы послать его к черту, но у Кострова пропадает всякое желание продолжать разговор с этим человеком. Он лишь вспоминает с невольной усмешкой:
"А ведь верно изрек кто-то: покажись мне, каков ты в начальниках, и я скажу тебе, что ты за человек".
Вопреки опасениям Басова, американцы ведут себя очень деликатно. Даже журналисты вполне корректны. Да и Галина переводит так, что ответы Кострова их вполне удовлетворяют. Алексей хотя и не решается говорить по-английски из-за плохого произношения, но понимает почти все, что спрашивают американцы и что переводит им Галина. Старший из американцев сам, оказывается, ведет исследование космического радиоизлучения, но потерял уже всякую надежду на возможность принять сигнал искусственного происхождения.
- Ну, а как вы? - спрашивает он. - Все еще надеетесь?
- Все еще, - не очень охотно отвечает Костров.
- И вас не смущают ни новые гипотезы, ни новые данные о строении Вселенной?
- Нет, не смущают. А какие, собственно, новые данные?
- Красное смещение, например.
- Этим новым данным более двух десятков лет, - усмехается Костров.
- Но теперь они бесспорны. Бесспорна в этой связи и гипотеза расширяющейся Вселенной.
- Вселенной?
- Ну хорошо, допустим, не всей Вселенной, а лишь Метагалактики. Это не меняет существа моей точки зрения на эволюцию органической материи.
- А какими же еще новыми данными вы располагаете?
- Существованием вещества и антивещества.
- Так-так... - Костров начинает понимать "точку зрения" американца. - Метагалактика, значит, расширяется и где-то на периферии вещество ее встречается с антивеществом соседней Метагалактики. Аннигиляция, грандиозный взрыв, превращение вещества в излучение - и все сначала? Эволюция метагалактик через катастрофу?