И вот быстрым сказочным шмелем закружились, зажужжали по двору виртуозные звуки виолончели.
— Это все-таки нехорошо… нечестно получается… — шепотом произнес Фима Трошин.
— Да уж, такую славу создавать! — с затаенной завистью шепотом поддержал его Ленька. — Чужим смычком жар загребать!
— Ефим! Леонид! — с веселой усмешкой прошептал шофер Вася. — Все будет честно-благородно. И никаких чужих смычков! Соблюдайте спокойствие: микрофон включен!
— И пусть включен! А я выключу! — неожиданно вспылил Олег. — Это же самый настоящий обман! Фима прав!..
Вася расширил зрачки и трагическим голосом произнес:
— Ты мне не доверяешь?! Дайте дослушать музыкальную классику в тишине!
Ребята притихли. А шмель кружил по двору, то долетая до самого чердака, то спускаясь вниз — к садовому столику, к гордой и не верящей своим ушам Анне Степановне.
Но вот виолончель умолкла. Ее сменил голос шофера Васи:
— Мы обещали показать, вам творчество Олега Брянцева. И показали его! «Полет шмеля» передавался благодаря радиоусилителю, который смонтировал Олег Брянцев; по проводам, которые он протягивал; через динамик и репродуктор, которые он устанавливал во дворе… Итак, вы увидели творчество Олега. И блестящие результаты этого творчества! Дорогая Анна Степановна, бабушка Олега, вы можете сегодня гордиться своим внуком! Вы хотели, чтобы он любил свой инструмент? Он и любит инструмент, а верней даже сказать — инструменты: напильники, паяльники, рубанки — добрые рабочие инструменты! И мы уверены, что вы искренне радуетесь этому! Ну, а сам музыкальный номер исполнял лауреат Всесоюзного конкурса…
Эх ты, воспитатель!
В двадцать часов ноль-ноль минут в репродукторе что-то зашуршало, задвигалось, зашелестело. Жильцы дома ожидали услышать голос, который обычно начинал радиопередачи: «Внимание! Внимание! Говорит седьмой этаж!..» Но вместо этого они услышали целых два голоса, которые спорили друг с другом.
— Ты этого не сделаешь! — говорила Тихая Таня.
— Что хочу, то и сделаю: я — главный! — шепотом возражал ей Ленька.
— Нет, не сделаешь! Я выключу микрофон!
— Только попробуй!
Таня, как видно, попробовала, и репродуктор замолчал. Потом он вновь ожил — и чей-то третий голос сообщил:
— По техническим причинам передачи начнутся через полчаса. Извините, пожалуйста!..
Полчаса ссорились на «седьмом этаже» Таня и Ленька.
— С пьянством надо бороться! — упрямо твердил Ленька.
— Правильно, надо. Но он не пьяница, — спокойно отвечала Таня. Она положила микрофон на деревянный стол, села на него и даже близко не подпускала Леньку.
— Ты пойми, — начал втолковывать Ленька: — он уже два раза приходил домой выпивши. Владик видел…
— Видел! Видел! Своими собственными глазами! — поспешно заверил Владик.
— Ну вот… Значит, он уже начинает регулярно выпивать, и мы должны это пресечь в самом начале. Тем более что Фима переживает. Ревел даже…
— Плакал! — тихо и твердо поправила Таня.
— Ну, плакал… А отец его очень стесняется, когда видят, что он выпивши…
— Еще как стесняется! Я сам видел. Своими собственными глазами! — затараторил Владик. — Даже прячется в чужие подъезды. И весь красный какой-то…
— Ну вот, видишь! — Ленька заходил по радиостудии. — Значит, у него есть совесть. И, если мы его вовремя продернем, он все поймет и исправится, Я такой фельетончик сочиню, что умереть можно!
— Вот сам и умирай!..
— Да ты поверь мне, — продолжал втолковывать Ленька. — Я же лучше тебя понимаю. Кто «Жери-внучку» перевоспитал? Я?.. У меня есть опыт! И вообще я — самый главный! И приказываю тебе включить микрофон!..
— А я не включу.
И не включила! Передача началась через полчаса, но Ленькин фельетон, от которого «прямо умереть» можно было, так и не прозвучал.
Это случилось дней пять назад. Ленька затаил обиду.
— Ну ладно, — заявил он Тихой Тане. — Если еще хоть раз увижу его пьяным, запрусь один в студии и так его пропесочу! Ты уж мне не помешаешь! Защитница нашлась! С пьянством бороться надо!.. А ты, Владик, следи!
Владик стал следить — и выследил. Ровно через пять дней, вечером, он, запыхавшись, ворвался в девятую квартиру. Ни с кем не поздоровавшись, он сразу пробежал в Ленькину комнату.
— Мои беседы о хороших манерах пока еще подействовали не на всех, — заметила ему вслед Калерия Гавриловна, стоявшая в коридоре.
Но Владику было не до хороших манер.
— Видел! Сам видел!.. Своими собственными глазами!
— Кого? — всполошился Ленька.
— Фимкиного отца — вот кого!.. В винный магазин зашел. Там на разлив дают… Сейчас он выпьет — это уж факт! И украдкой, чтобы никто не заметил, домой прокрадется.
— Ах, так?! Опять, значит, за свое?! — с пафосом произнес Ленька. — Ну нет! Уж на этот раз он не прокрадется!
— Давай побежим на чердак, раньше времени включим микрофон, пока Танька не пришла, и фельетончик твой прочитаем! — захлебываясь от предчувствия скандальной истории, предложил Владик.
— Нет у меня фельетона! — горестно вздохнул Ленька. — Таня вытащила из кармана и разорвала.
— А ты наизусть!
— Наизусть я не помню… Потом, еще волноваться буду и совсем все перепутаю. Нет! У меня… у меня… — Ленька торжествующе забегал по комнате. — У меня есть другой план! У-ух, какой! Он, значит, людей стесняется, когда выпьет, да? Стесняется?..
— Ну да! Еще как стесняется! — поспешил заверить Владик. — Одного жильца увидит возле подъезда — и сразу прячется.
— Ну, уж сегодня он у нас не спрячется! Скорей! Наверх! На чердак! В студию!..
Вскоре, на полчаса раньше обычного, заработал серебристый, похожий на колокол, репродуктор:
— Внимание! Внимание! — провозгласил на весь двор торжествующий Ленькин голос. — Внимание! Всех жильцов дома просим немедленно выйти к своим подъездам. Повторяем!.. Всех жильцов дома просим немедленно выйти во двор, к своим подъездам!..
Еще через пять минут во дворе дома номер девять дробь три образовалась толпа. Многие жители, послушавшись Леньку, вышли к своим подъездам. Они с недоумением переглядывались и спрашивали друг У друга:
— В чем дело? Что случилось? Зачем надо было выходить?..
На «седьмой этаж» не прибежали, а буквально взлетели Олег, и Тихая Таня, и Фима Трошин, и Лева Груздев, и Сеня Блошкин, и Танина подруга Люба Казачкина… С теми же вопросами они набросились на Леньку и Владика:
— Что случилось? В чем дело?..
— О тебе, Фимочка, беспокоимся! Папаша твой опять в угловой винный магазин заглянул. Вот он сейчас сквозь строй соседей пройдет и под влиянием общественного возмущения сразу перевоспитается! Больше тебе плакать не придется! Поверь мне!
— Здорово придумано! — поддакнул Владик.
Фима побледнел и, ни слова не сказав, бросился вниз по лестнице.
«Только бы не опоздать! Только бы не опоздать!..» — думал он, судорожно прижимая руку к груди.
Фима выбежал во двор. С досадой взглянул он на старый деревянный столб и на серебристый репродуктор, поблескивавший как ни в чем не бывало в лучах вечернего майского солнца.
И жильцы тоже смотрели на репродуктор. Но не со злостью, а с ожиданием и удивлением: зачем он вызвал их всех во двор? Что такое стряслось?..
Очутившись на улице, Фима, не глядя по сторонам и не обращая внимания на свист милиционера, перебежал дорогу в неположенном месте и направился прямо к угловому винному магазину…
Он столкнулся с отцом в дверях. В руках у отца был пакет с яблоками и бутылка с минеральной водой.
— Папа!.. Ты?! Ты? — Фима пристально взглянул в лицо отцу.
— Конечно, я, — мягким Фиминым голосом ответил отец и наклонил к сыну свое бледное, утомленное лицо. — Что с тобой?..