«Нет! — возразил профессор. — Именно сейчас Машина стала действительно интересной!»
«То есть как?» — озадаченно спросил Мартин.
«Сейчас она расскажет о себе самой; причем, она говорит на языке, включающем в себя элементы речи людей и животных».
«Но ее же никто не поймет!»
«Во всем необходим метод, уважаемый господин племянник!» — возразил профессор Розкам. После этого он включил рубильник и стал записывать речь Машины. Машина сказала:
«Энималс эт попули леввер пиепс гукурук ви кукареку смешивать то наар цийин натур никад не кррбрргррк не поддается!»
«Чепуха какая-то!» — рассмеялся Мартин.
Но ученый дядюшка взял листок бумаги и переписал на него аккуратным столбцом все слова и их перевод. Получилось следующее:
Энималс (английский) — Животные
эт попули (латинский) — и люди
леввер (фризский) — живут
пиепс (канареечный) — своей
гукурук (голубиный) — собственной
ви (французский) — жизнью,
кукареку (петушиный) — не надо
смешивать то (русский) — смешивать то,
наар цийин натур (голландский) — что по своей природе
кррбрргррк (индюшиный) — смешению
не поддается (русский) — не поддается.
Мартин напряженно смотрел через дядино плечо.
«В этом есть какой-то смысл!» — сказал он наконец.
«В этом заключен даже очень разумный смысл», — подтвердил профессор Розкам. После этого он взял кусок мела и написал на Машине всю фразу:
«Животные и люди живут своей собственной жизнью, не надо смешивать то, что по своей природе смешению не поддается».
Этим мудрым изречением кончается история Говорящей Машины. Ибо больше она ничего не сказала.
С тех пор она молчит.
Профессор Розкам и его племянник Мартин на этом успокоились. Они занялись изобретением какой-то другой машины.
И все животные и все птицы в доме № 7 по Луизиной улице тоже довольны. Они остались сами по себе, и люди остались сами по себе, и все следят за тем, чтобы оставаться друг с другом в более или менее нормальных взаимоотношениях.
И это, пожалуй, самое разумное.
Перевел с немецкого Юрий Коринец