— Ты должна поехать к доктору, Эля, — настаивала в очередной раз Валентина Ивановна. Её внучка сопротивлялась до последнего. И это после того, что случилось! Как она кричала, отмахивалась от прибежавшей в комнату бабушки. Как будто её хотели убить. Ужасный приступ из-за того, что на полке оказалась книга Конан Дойла.
— Человек с красным лицом, человек с красным лицом, — шептала она, как в бреду. Да это и был бред. Его новый уровень.
— Собирай вещи, едем, — скомандовала женщина, но Эля уперлась. Вцепилась руками в косяк, даже сломала несколько ногтей.
— Они мне не помогут, бабушка. Они только мучают, — дорожки слез отчаяния на бледных щеках.
— Нам просто надо найти хорошего доктора, — не унималась Валентина Ивановна.
— Ненавижу, — внезапно выдохнула девушка. — Я его ненавижу. Это же из-за него, да? Из-за отца? Это от него у меня это проклятие?
— Это не проклятие, — устало выдохнула женщина. — У тебя просто невроз, мы все исправим и ты сможешь жить, как все.
— Нет, — она подняла на неё влажный взгляд голубых глаз. — Не смогу. Никогда не смогу. Ты засунешь меня в дурку, как отца, когда это поймешь. Оставишь там умирать. И к нему, — закашлялась от подкатившей к горлу горечи, — я больше не пойду. Никогда.
Она держала слово до последнего. До того дня, когда врач слезно попросил её прийти, предполагая скорую смерть пациента. Отец лежал на постели, что-то шептал и просил ручку и карандаш. Нарисовал это и… прогнал дочь.
В тот вечер Эля долго не могла уснуть, разглядывая странные рисунки. Тогда они показались бредом сумасшедшего. Небрежно смяла, бросила в коробку и забыла, потому что на следующее утро сумасшедшего не стало и вдохновения тоже.
Первый рисунок изображал человека, он будто замахивался рукой на маленькую девочку. Да, точно девочку. Вот два бантика и хвосты. В руке, которая наносит удар что-то есть, линии неровные, но угадывается острие. Нож. В голове тут же появились воспоминания о Ирвине. Отец знал? Мог предсказывать будущее? Сцена была очень похожа на тот день, когда из ниоткуда появился Том и спас меня.
Второй рисунок был менее понятным. С одной стороны человек с небольшой бородкой, её почему-то отец нарисовал желтым. Напротив него еще один человек, странный. Его будто сначала нарисовали, а потом долго стирали плохим ластиком, только размазывая грифель по листу. За его спиной хаос, в котором почти ничего не различить.
Дрожащими руками я подняла листок и поднесла к окну, надеясь, что летнее солнце поможет рассмотреть хоть что-нибудь. Различила невнятные очертания людей под слоем карандаша. Интересно, это что-то значит? Или просто бред? Аккуратно положила рисунки под стекло на столе, пусть заодно и расправятся.
— Том? — представила его лицо и попыталась вызвать. Тишина. Вряд ли он чем-то поможет с рисунками отца, но попробовать стоило. — Том?
Нет, парень был вне зоны действия моей мыслительной сети. Образ расплывался в сознании. Идея нарисовать его была внезапной, похожей на вызов самой себе. Чем больше времени проходило с нашего расставания, тем сложнее было вспоминать черты, улыбку и прикосновения. Они таяли, как будто время для этих воспоминаний ускорилось в разы. Если у меня будет портрет, призывать Тома станет намного проще.
Одержимая этими мыслями, я взялась за работу. Пока просто в альбоме, новый холст предстояло еще купить.
Сцена 19
— Привет, как себя чувствуешь? — Том откликнулся на мой призыв только поздно вечером. Его голос казался уставшим, но довольным.
— Лучше не бывает, — последний штрих на черно-белом эскизе. Я испуганно вздрогнула, когда знакомая до мурашек во всем теле рука парня легла на плечо. — О, ты опять телесный? — обернулась и не смогла сдержать улыбку.
— Да, это удивительно. Мне сказали, что способности необученных Говорящих подчинены эмоциям. Возможно, поэтому я мог становиться телесным, когда тебе страшно. Но сегодня что-то пошло не так. Сейчас страха не было, да? — он проницательно прищурился.
— Нет, я просто сидела, рисовала и думала о том, чтобы связаться с тобой, — пожала плечами, разглядывая его футболку. На ней было несколько темных пятен. Неужели кровь? Что произошло? Вопрос так и не слетел с губ. Том в наглую заглянул через плечо и с удивлением увидел свой портрет. Нечеткий. С непривычки линии ложились криво, их пришлось стирать по сто раз и перерисовывать заново. Но черты угадывались хорошо.