Линдси рассмеялась.
– По-моему, ты начинаешь испытывать угрызения совести задолго до того, как совершишь что-нибудь предосудительное, – сказала она, и я узнал в этом голосе знакомые интонации председателя «Бумажного Сообщества». – И если ты не в силах выдержать чувства вины, то сама вина тут ни при чем.
Я остановился на ней взглядом. Пес, разбуженный нашим разговором, прильнул к ногам Люси и упрашивал почесать его особенным образом, как умеет только одна она, между тем как Люси усердно печатала, казалось, не замечая того, что происходит вокруг.
– Могу сказать одно: с самого начала я знал, что никакого счастья это не принесет. Как не может принести счастья ничто связанное с Тиббсом.
На миг в глазах Линдси промелькнула тревога, она крутила перстень на пальце, словно ожидая, что из него появится джин.
– Ты же не хочешь увильнуть в последний момент?
Я погладил ее по руке и шепнул:
– Конечно, нет.
На самом деле я ни о чем другом и не думал, кроме как о том, чтобы увильнуть от всего этого. Просто я не знал, как это сделать, чтобы не потерять раз и навсегда Линдси, независимо от того, уйдет она от меня сама или Кот искрошит ее на мелкие кусочки.
Но чем больше я думал об этом, тем неосуществимей казались мои замыслы. Годами я чувствовал, что плыву против течения, пытаясь всегда поступать правильно, по совести. И вот, однажды изменив курс, я тут же почувствовал, до чего легко плыть по течению, подчиняясь общему ходу вещей. Только этот простой путь вел, скорее всего, на дно.
– Если что-то решил, то делай, и как можно скорее, не мешкая, – сказала Линдси. – Нельзя браться за что-то и продолжать делать вид, что ты не имеешь к этому отношения, что ты не такой человек. Ты же взялся, пора бы привыкнуть.
Я улыбнулся.
– Лицемерие – половина успеха, – заметил я, напоминая ей одну из ее любимых острот.
– А вина это лишь сон, – прошептала она в ответ, стрельнув глазами в сторону Люси. – Это послание от воображаемого тебя, от кого-то, кто не хочет, чтобы ты был самим собой. Посмотри правде в глаза, Дэвид. Ведь я делаю это, а я не такой уж плохой человек. Что бы мы ни делали, мы всегда немного нарушаем какие-нибудь правила.
Не думаю, чтобы эти аргументы были приняты в расчет в суде. Если, конечно, судья не окажется членом «Бумажного Сообщества».
– Я скажу твоему Коту, что мы хотим купить дом, – продолжала Люси.
– Он не мой кот.
– Неважно. Ведь это ты его так назвал.
– Знаете, как называются женщины, которые любят якшаться с котами? – подал голос пес. – Фелиноманки, они же суть обыкновенные кошатницы. – У него был достаточно острый слух, чтобы не пропустить ни слова из нашего диспута.
– Послушай, Линдс… – хотел я продолжить увещевания.
– Сжечь ведьму! – воскликнул пес. Неужели всю эту информацию он почерпнул на фонарных столбах?
– Ты привыкнешь, – сказала она. – Через месяц-другой тебе даже на ум не придут все твои сомнения. Если мы начнем действовать немедленно, то займем первый из построенных домов. Уже на Рождество сможем праздновать новоселье.
– Нельзя ли отложить этот разговор?
– Это ни к чему. Ты уже и так знаешь, – ответила Линдси. – Веселее, Дэвид. Мы должны радоваться такой удаче. Я радуюсь. А ты? Давай же, Дэвид, оживай! Мы так счастливы! – И она помахала передо мной своим новым колечком, как мальчишка моделью аэроплана.
Мне было приятно видеть, что она так рада нашей помолвке, и я хотел сделать ее еще счастливее.
Люси подошла к моему столу. Она передала мне конверт, затем наклонилась к Линдси, точно полицейский детектив, нависающий над подозреваемым во время допроса.
– Главное в поздравлениях – это когда знаешь, что они искренни, – произнесла она. – Отличный проект. Мои поздравления. – После чего вышла из конторы, хлопнув напоследок дверью.
– Не пришивай себе ярлыков, дорогая, – крикнула Линдси ей вслед. – Ты же не можешь вечно покупать одежду в одних и тех же магазинах.
Когда Линдси повернулась, я ответил ей слабой улыбкой и открыл конверт. Там было заявление Люси с просьбой об увольнении и прикрепленная к заявлению записка: «Рекомендаций не требуется, у меня на примете хорошее агентство».
Лишившись дара речи, я сунул заявление в стол.
– Фу-ты ну-ты, – довольно говорила тем временем Линдси, посверкивая на меня своим бриллиантиком. – И куда ты сегодня меня поведешь?
22
СОБАЧИЙ ДОМ
Люси в этот вечер дома не оказалось. Она не собиралась отвечать ни по мобильнику, ни по домашнему телефону.
Да я и сам не знал, что ей сказать, тем более и ее ответ был известен заранее.
И так ясно, что произошло. Она слышала наш разговор и решила, что больше у меня работать не может, ей стало ясно, каково мое истинное лицо.
Но все равно надо было объясниться.
Я чувствовал, что должен что-то кому-то сказать. Но что и кому? Пес не поймет бесчестность моего поступка, и я только напрасно потрачу время, втолковывая ему, в чем состоит моя подлость, и в конце концов он скажет что-нибудь вроде: «На вашем месте я старался бы быть приятен всем. У меня это всегда срабатывало».
А что объяснять Линдси? Мечты ее были близки к осуществлению, оставался всего шаг. Да и что мы могли поделать? Контракт уже подписан. Любая задержка вызовет только еще большие осложнения, внесет еще больше путаницы и, в конечном счете, не приведет ни к чему хорошему. Я так погряз в этих бумагах, что путь назад оказался бы значительно более утомительным, чем доведение работы до конца. Тем более что ответ Линдси был известен заранее.
На следующее утро, так и не отдохнув толком от покера, закончившегося в четыре утра, я тупо уставился на свой рабочий стол. Обертка от последнего купленного Люси пирожного еще лежала передо мной. В блестящем целлофане соблазнительно маячила темная шоколадная крошка. Я помял ее в пальцах и ощутил приторно-горький запах. Наверное, так пахнет разлука.
Что я наделал? Нет, это было не то «что я наделал?», которое произносят, поставив на «16, красное», когда шарик выпадает на «17, черное», а «что я наделал?», раздающееся, когда приходишь в магазин и не можешь сообразить, что же хотел купить.
Что-то упущено, выпало из цепи причинно-следственных связей. Чего-то я безвозвратно лишился. Потерял навсегда. Конечно, это в первую очередь Люси, но не только она.
– От тебя веет печалью, – заметил Пучок, – точно от обнаруженного в ящике стола дневника предка. – Он положил подбородок мне на колено и заглядывал в глаза, щурясь от света лампы.
– Со мной все в порядке, дружище.
– Вам надо обзавестись блохой, – посоветовал четвероногий. – Это лучшее средство от меланхолии.
– Как тебя понимать?
– Когда у вас зудит и чешется под мышками, вам уже не до печали. Надолго забываешь о проблемах. А как только ее выловишь из шерсти, мир снова становится прекрасен.
«Все же дешевле, чем психотерапия», – подумалось мне.
Днем я нанес последний визит в Чартерстаун, чтобы побыть с миссис Кэд-Боф, когда все дела будут закончены.
Надо сказать, что, как правило, никто так не делает. Обычная практика такова: после оформления документов и заключения сделки агент сидит в конторе и дожидается, пока на счету не появятся заветные цифры. Таково нормальное положение вещей. Я, однако, уверенно делал обратное. Игра в покер в высшей лиге стала привычным явлением в моей жизни и прочно вошла в распорядок дня. Задолженность банку была погашена, и я уже приближался к первой полусотне «заработанных» в игре и положенных на счет тысяч.
Я нанял фургон для перевозки вещей миссис Кэдуоллер-Бофорт и такси для нее самой. Но в последнюю минуту решил, что довезу ее на своей машине.
Тиббса все это уже не тревожило ни в малейшей степени. Если дело пройдет без сучка, без задоринки, а как еще оно могло пройти, когда адвокаты с обеих сторон – покупающей и продающей – у тебя в кармане, то сделка будет завершена к трем часам. Было полтретьего, когда я подъехал к воротам поместья, где уже стояли три грузовика, нагруженные доверху деталями, из которых будут собирать временное ограждение, а рядом с ними пара фургонов для рабочих.