Я хмыкнул, не желая верить в этот вздор.
– Видимо, не так много было у вас соглядатаев, если вы не узнали, с кем я встречаюсь.
– Какие там наблюдатели, – вяло отмахнулся Кот. – Парочка вышибал из ночных клубов попасла вас немного в свободное от работы время. Линдси сама предложила, чтобы ее ударили по лицу. Пробивная бабеха. Должен сказать, что отвесил я ей с удовольствием. Бам! – двинул он кулаком в воздух, и рот его растянулся в блаженной улыбке.
– Лжешь, – сказал я, внутренне, однако, понимая, что все это правда. И самое обидное – от первого до последнего слова.
– Отчего бы вам не взглянуть на это? – Кот извлек из кармана мобильник, включил его и метнул мне по столу. – В списке сообщений можно найти подтверждающую информацию. Я их не стираю – назовите меня старым романтиком. Особенно интересны снимки.
Я не мог не взглянуть. Подтвердились худшие предположения о свершившемся предательстве: все по датам, с самого начала, совпадало с рассказом Кота. И еще этот пошлый язык со «смайликами», выражениями типа «Мур-мяу! Где встретимся сегодня, котик?» и прочим. К чему прилагались цифровые фото, довольно неплохо сделанные: Линдси с томным взором машет рукой, забираясь в свою «тачку».
Я ощутил глубокую волну ненависти, захлестнувшую все мое существо, к Коту и к этой коварной предательнице, которая занималась неизвестно чем у меня за спиной и после этого преспокойно встречалась со мной и смела смотреть мне в глаза. И ради этой женщины я докатился до того, что вынужден теперь рабски отрабатывать свободу за карточным столом.
Я вновь опустил глаза в свои карты. Еще одна «пика» – и, можно считать, я вырыл ему могилу.
Следующая карта выложена на стол – «пика»! И Кот на пути к погребению. Я мог собрать флэш и выйти сухим из воды. Я смогу к тому же утереть нос этому мерзавцу. Пришло время повышать ставку. Я был уверен в себе – и в банк легли триста тысяч. Кот удивленно приподнял брови.
– Видимо, появилось желание сделать меня мультимиллионером? Хотя вы и так много порадели об этом. Вы хоть представляете, какие деньги я смогу выкачать из чартерстаунской сделки, как только мы стряхнем с деревьев хиппи и достроим остальные дома?
– Наверное, очень большие, – ответил я. Теперь перед моим мысленным взором стояла лишь одна картина: Кот бьет Линдси по лицу, которое она беспечно подставляет. Казалось, этот удар нанесен мне. И я хотел собрать всю эту боль и увеличить вдвое, чтобы нанести ответный удар.
– Одни только инвестиции превысили общий доход от прежних четырех проектов. Но как только мои вложения начнут приносить плоды, я рассчитываю стать богаче миллионов на пятьдесят.
Он ответил на мой вызов, тупой подонок. Теперь в банке лежала сумма, которой мне вполне хватало, чтобы завершить игру. Вот они, мои миллион двести тысяч, кровно заработанные за ночь. Теперь я свободен. Свободен от него, от этого мира людей, позволяющих бить себя по лицу ради денег, от тех, кто ради денег готов на ложь самого презренного свойства, на любое надругательство над моралью.
– Открываюсь, – сказал я.
– Посмотрим, что у нас там, – оскалился Кот.
Я метнул перед ним свой флэш. Кот предъявил свой расклад: пара. То, что называется «лебединая пара» – две двойки. Неплохо, но с моим флэшем ни в какое сравнение не шло. Он решился поставить на своих птиц – и просчитался, подонок.
И тут случилось нечто странное. Дилер почему-то придвинул все фишки к Коту. Я непонимающе уставился на него и затем снова – в свои карты. На самом деле в моих первых двух картах была всего одна пика. По усталости и во взвинченном состоянии я просто проглядел это, думая о Линдси, принял даму треф за пиковую.
Я оболванил сам себя и теперь остался без пенни. Все, это конец.
– Неудачник плачет, победитель празднует победу, так устроен мир, – произнес Кот, обменивая свои фишки на банковские чеки.
Они стопкой ложились перед ним, бумажные листки, на которых я мог написать историю своей свободы.
Воздух в комнате сгустился, как в колоколе для ныряния.
– Все хорошо, что хорошо кончается, – сказал Кот, – пора отдохнуть перед встречей с Линдси. Полагаю, сегодняшнее событие порадует ее, вы же знаете ее любовь к наличным. – Последнюю часть фразы он произнес как какой-нибудь нью-орлеанский джазмен, добавив в голос нотки басовитой хрипотцы.
Я едва сдержался, чтобы не влепить ему затрещину.
– Это все правда, вы сами могли убедиться насчет наших с Линдси отношений. Все пучком. Я не блефовал, во всяком случае, сегодня.
Где-то в глубине души мне было наплевать. Я столько пережил за последнюю неделю, что сейчас мне было уже все равно. В душе было странное ощущение пустоты, как будто все уже в моей жизни кончилось и больше ничего не произойдет. Перемены, конечно, предвидятся, но даже они больше не беспокоили. Тем более у меня есть пес, есть Люси, есть небо в клетку. Чего еще желать на белом свете?
Мы распахнули окна, и в помещении сразу стало светлей и чище – угар ночи рассеивался в утреннем свете, понемногу выплывая наружу.
Кот сунул чеки в барсетку и уже направился к выходу в сопровождении громил-телохранителей, когда ему навстречу поднялся Майлс.
Он заметно протрезвел к утру, но, несмотря на то, что ему удалось даже немного поспать, нельзя сказать, чтобы вид у него был слишком свежий. Скорее, наоборот, бледный, с каким-то серым лицом, он усталым жестом поднял руку навстречу Коту, словно сотрудник дорожной полиции, останавливающий жезлом последнего за смену нарушителя.
– Можно вас на пару слов?
– А у вас есть что сказать? – удивился Кот.
– Да, я насчет этих проектов, о которых вы упоминали, по поводу Чартерстауна.
– Дома в Мидленде, – ответил Кот. – Пригородная зона. Для трутней.
– Вероятно, они так названы в честь вашей компании.
А он был не дурак, этот старый пройдоха, и сразу уловил подвох в тоне Майлса.
– И вы используете их для оплаты контрактов в Чартерстауне?
– Ближе к делу, сутяжный, давайте напяливайте парик и расскажите, что мы делаем не так.
В определенном отношении Кот был намного более продвинутый игрок, чем я.
– Думаю, что в ближайшее время, и особенно в свете вашего личного признания, службы OFT и SFS могут заинтересоваться вашей конторой.
Дилеры, окончательно рассчитавшись с победителем, покинули комнату, и за дверью завозилась охрана, пробуждаясь к жизни.
– Может быть, – ответил Кот, – только им ничего не найти. Каждый получает свою часть прибыли, и поэтому будет держать язык за зубами.
– Ну, допустим, далеко не каждому это выгодно, – возразил Майлс. – Дэвид, например, никакой прибыли не получает. Заключение в тюрьму только решит его проблемы с жильем на несколько ближайших лет. Так что, думаю, если он в самом деле обратится в полицию и расскажет начистоту обо всем, что случилось, ему дадут значительно меньший срок, чем вам. И, само собой, все ваши доходы от этой нечестной сделки будут возвращены, включая справедливую компенсацию за причиненный ущерб.
– И кто же может все это сделать? – фыркнул Кот, но меня не проведешь: я заметил, как дрогнули его усы и что-то изменилось в голосе.
– Я, – ответил Майлс. – Мое имя Майлс Кэдуоллер-Бофорт, королевский адвокат, не к вашим услугам. Думаю, за это дело можно взяться, и мне будет вполне достаточно ваших признаний, чтобы довести его до конца. – Он расстегнул пиджак, демонстрируя плеер, спрятанный в нагрудном кармане рубашки.
– Да как вы посмели…
– Хотите знать, как я до этого додумался? Я решил, что ваше личное признание превосходно дополнит письменные показания Дэвида, которыми я уже располагаю. Так что скоро вы лишитесь своих капиталов в обмен на новых сексуальных партнеров по камере.
Лицо Кота стало каменным – гранитная набережная в разгар шторма.
– Похоже, ставки поднялись, – сказал Майлс.
За дверью послышалась возня. Кот попятился в ту сторону и позвал, не спуская с нас глаз:
– Даррен, Эдди, сюда.
В распахнутую дверь, словно только и дожидаясь этого момента, вломились двое громил. За ними следовал Мартин, но почему-то без Пучка.