Шаман повернулся к костру и начал тихонько бить в бубен, напевая. Не прерывая песни, он двигался вокруг огня. Ритм его бубна менялся, то ускоряясь, то замедляясь, мелодия становилась то громче, то тише, иногда совсем замирала и начиналась снова. При этом шаги его были ровными и медленными, казалось, они никак не связаны с музыкой и пением. Иногда он поднимал глаза к небу, иногда надолго останавливался в одной позе, продолжая колотить в бубен, сосредоточенно глядя в одну сторону, как будто ожидал там кого-то увидеть. Его действия были довольно монотонными, смотреть было особенно нечего, и я начал наблюдать за собравшимися. Они сидели на камнях или прямо на земле, расположившись небольшим полукругом. Некоторые, особенно люди старшего поколения, следили за движениями шамана, другие иногда переговаривались, смотрели по сторонам или просто в огонь. Никакой особой торжественности, которая должна сопровождать религиозный ритуал, я не заметил. Кроме одного: все вели себя тихо и осторожно. При этом несколько мужчин, включая водителя уазика, находились в отдалении от основной площадки и что-то делали, склонившись к земле. Потом я понял, что они разделывали жертвенное животное и вязали косички кровяной колбасы.
Шаман закончил пение, резко оборвав низкую ноту. Снял шапку с перьями, отошел от огня и присел на приготовленную кем-то кошму, поставил бубен рядом на ребро, уперев в колено, снял шапку. Устало вытер пот. Все оживились. Ему принесли воды, подошли старшие мужчины, о чем-то поговорили… Затем шаман отдыхал, иногда переговариваясь с присутствующими. Через несколько минут он поднялся, что-то крикнул. Мужчины уложили в прогоревший костер новую порцию дров, двое из них принесли тушу жертвенного барана и осторожно уложили в костер. Шаман вновь встал очень прямо, держа бубен перед собой, глубоко вздохнул и затянул одну очень низкую горловую ноту, ударил в бубен и опять неспешно двинулся вокруг костра. Он снова пел и бил в бубен, иногда встряхивая плечами, чтобы колокольчики, пришитые к плечам, звенели. На этот раз его пение было долгим, но менее разнообразным. Отдельные музыкальные фрагменты он повторял по несколько раз. Я знал, что сейчас он просит собравшихся духов о помощи. Сидящая рядом со мной женщина подтвердила это. Шаман пел около 20 минут, потом опять прервался и сел отдохнуть. Ему вновь принесли воды и предложили сладкие лепешки, но он отказался. Во время этого перерыва вокруг шамана собрались мужчины, которые неторопливо обсуждали с ним какие-то новости и говорили на совершенно отвлеченные темы.
Наконец он поднялся с земли и снова начал бить в бубен и напевать. На этот раз его движения были более энергичными, он часто кланялся практически до земли, надолго замирал, глядя куда-то поверх голов собравшихся. Пение тоже было более разнообразным. Звук и движение замерли внезапно, шаман остановился, глядя в костер. Он долго стоял, всматриваясь, потом осторожно положил бубен на землю. Снял с шеи небольшие медные тарелочки и ударил в них, вслушиваясь в чистый, протяжный звук. Повернулся и громко объявил всем собравшимся, что духи благосклонно приняли жертву и все запрошенное исполнится.
Он опять сел отдохнуть, а все присутствующие оживленно заговорили и задвигались. Мужчины вытащили из костра и унесли остатки жертвенного животного, кто-то поправил угли в костре, на них поставили большой чан с водой, в которой должна была вариться кровяная колбаса. Я увидел, что в одной группе появилась бутылка араки, которую разливали в пиалы. Мне показалось, что обряд закончен, но люди не расходились. Все занимались своими делами, но продолжали следить за шаманом. Наконец он поднялся. Произнес небольшую речь, а потом пошел обходить сидящих людей. Те, к кому он подходил, молитвенно складывали руки перед грудью и склоняли голову. Шаман проводил вокруг голов колотушкой и говорил несколько слов, иногда останавливаясь надолго, что-то терпеливо объясняя или отвечая на вопросы. Когда дошла очередь до меня, он произнес благопожелание по-русски и очень серьезно сказал, чего мне нельзя делать в ближайший вечер или ночь. Эта последняя часть обряда заняла достаточно много времени. Вода в чане успела закипеть, колбаса сварилась, ее выложили в большое деревянное блюдо. Сам чан куда-то унесли. Наконец шаман завершил свой обход. Я заметил, что последним, к кому он подошел, был хозяин фермы, главный человек в семье, тот, кто заказал обряд. Шаман вполголоса что-то сказал ему, после чего снял шаманскую шапку и громко объявил, что обряд закончен.