Тем временем гайдук Дюри Пинте с готовностью сбегал за Лештяком-младшим и привел его в зал.
Юноша был хорош собой, строен, а жесткие волосы делали его голову похожей на щетку.
- Сынок, - приветливо обратился Поросноки к молодому человеку, - ты сейчас крикнул нам, я слышал, что-то через окно. А ну, не смущайся, разъясни нам свою мысль поподробнее.
Но Мишка Лештяк ничуть не смутился, а ясно, толково принялся рассказывать:
- Я так думаю, почтенные господа, что по нынешним временам мертвые фирманы - письменные гарантии - не очень-то помогут нашему родному городу. В сто раз больше пользы было бы от живого бека или хотя бы чауса3, который, находясь в нашем городе, уберег бы нас от множества мелких неприятностей. Мы - свободный город, господа! Но свобода наша скована из цепей. Поищем-ка лучше себе тирана, чтобы как-то жить дальше!
Исключение из школы (лат.).
Сенаторы удивленно переглянулись, увлеченные мыслью юноши. Давненько не слыхивали они такой прекрасной, страстной речи; давно не звучал столь приятный, звонкий голос в этом зале. С самого утра сидят они здесь, не зная, что делать, и вдруг - будто светоч во мгле.
- Виват! - воскликнул Мате Пуста. - Наконец-то умное слово!
- Дельно говорит! - согласился седовласый Дёрдь Пато, поиграв серебряной цепочкой, украшавшей его ментик. - Берет быка за рога!
Габор Поросноки встал со стула и, подойдя к Мишке Леш-тяку, потрепал его по плечу.
- С этого момента ты наравне с нами имеешь право голоса в сенате, - провозгласил он торжественно. - Присаживайся к нам, господин Лештяк.
У зеленого стола как раз пустовало одно место, - то, что прежде занимал Янош Сюч.
Восторг охватил господ сенаторов: ведь венгры любят неожиданные повороты, вроде только что мною описанного.
Вскочив со своих мест, отцы города бросились пожимать руку пареньку. Даже Криштоф Агоштон примирительно пробормотал, обращаясь к Ференцу Криштону:
- Жаль только, что отец у него - портной. Козья борода!
- Ах, оставьте, сударь! - едко заметил Криштон. - Ведь у нас и на городском гербе козел блеет...4
- Хорошо, но отец-то его словаком-лапотником приплелся в наш город.
- По сыну этого не скажешь!
Совсем недавно в одном медицинском журнале можно было прочесть сообщение о том, Что, если человеку белой расы пересадить лоскуток кожи негра, то этот кусочек постепенно побелеет, и, наоборот, белая кожа, трансплантированная негру, со временем станет черной. Подобный процесс происходит испокон веков в крупных венгерских городах: иноземцы быстро и настолько глубоко пускают корни в венгерское общество, что даже окраску его принимают. У старого Лештяка были еще соломенного цвета волосы и круглое лицо, напоминавшее горскую брынзу. Сын же его Мишка с овальным лицом - жестким и с хитринкой, - карими глазами и жиденькими усиками выглядел настоящим куном;5 явись он сейчас не в простой рубахе, а в одежде поприличней, вполне сошел бы за внука какого-нибудь из тех легендарных сенаторов Кечкемета, чьи портреты украшали зал заседаний ратуши.
Совещание пошло теперь оживленнее. Все сенаторы в один голос порешили: внешняя политика Кечкемета в ближайшее время должна быть направлена на достижение одной цели: любой ценой заполучить в город турецкую администрацию.
После этого председательствующий Поросноки перешел к следующему вопросу:
- Нам предстоит выбрать бургомистра. В счастливые времена это была высшая честь, награда за гражданскую доблесть. Весь город участвовал в выборах. А ныне, после того как подряд вот уже несколько глав города приняли мученическую смерть - одного посадил на кол будайский санджак-паша, другой в тяжелой неволе, в константинопольской Едикуле6, сгинул, третьего закололи пиками куруцы, у четвертого жену похитили, - повторяю, ныне занятие этой должности стало равнозначно героическому самопожертвованию, и мы не вправе путем выборов толкать кого-нибудь из наших сограждан в эту смертельную пучину. Ведь за кого стали бы отдавать свой голос некоторые из нас? За тех, кого они больше всех уважают? А что как не всеми уважаемых, а, наоборот, всем ненавистных людей станут выдвигать на эту должность? Я допускаю и такую возможность. (Шум одобрения.)
- Верно! Так оно и есть!
- В создавшейся обстановке, поскольку бургомистр должен избираться из числа сенаторов - ибо таков наш modus Vivendi, - я предлагаю, чтобы кто-нибудь из вас, господа, сам, добровольно, вызвался занять этот пост...
Поросноки обвел беспокойным взглядом сенаторов. В зале заседаний воцарилась гробовая тишина. Сенаторы замерли и не шевелились.
- Никто не хочет? - переспросил он, помрачнев. - Тогда нам не остается ничего другого, как прибегнуть к последней мере. Ее предписывают нам наши обычаи на случай, когда одному из сенаторов предстоит взять на себя опасное поручение. Эй, Пинте, принеси-ка свинцовый ларец.
Гайдук внес из смежной комнаты небольшой свинцовый сундучок, каждую из четырех сторон которого украшал череп в скрещенные кости.
- Здесь двенадцать костей, - глухим голосом сказал Поросноки и высыпал костяные кубики на середину стола, по зеленому сукну которого озорно резвился пробравшийся через окно
луч осеннего солнца. - Одна из них черная, остальные - белые! Кто вытащит черную - тому и быть бургомистром!
С этими словами Поросноки бросил кости обратно в ящик.
- Да, но здесь присутствуют только одиннадцать сенаторов! - дрожащим голосом возразил Криштон. - Один кубик лишний.
- Лишний, если господин Лештяк не будет тянуть...
- Коли дали ему право решающего голоса, пусть и он вместе со всеми тянет жребий, -заметил Залади. -Одеяние прав шьется на подкладке обязанностей.
- Пусть тянет! - в один голос порешили сенаторы.
А у Лештяка глаза засверкали, лицо раскраснелось.
"Вот бы мне черный достался!" - думал он про себя.
Тем временем весть о назначении Мишки Лештяка сенатором через гайдуков просочилась наружу, к толпе народа, глазевшего перед зданием ратуши. Известно было все: как с самого утра заседали сенаторы и ничего не могли придумать своими отупевшими головами, как бросил искру мудрости пробравшийся к окну ратуши Мишка и как Габор Поросноки пригласил его после этого в зал и усадил к зеленому столу рядом со старейшинами. Слыхивал ли кто прежде о чем-нибудь подобном? Умница Поросноки: и в ночной тьме словно ясным днем видит.
Народ, оживленно переговариваясь, толпился перед ратушей. Иногда из общего гула выделялся чей-нибудь возглас:
- Ура Лештяку! Давай его сюда! Желаем послушать его! А вдова Фабиан, размахивая руками, объясняла тем, кто стоял поблизости:
- Откровение божие снизошло на него! Господь во сне шепнул ему, что и как сказать надобно, чтобы бедный город наш от злых нехристей спасти. Почему, спрашиваете вы, госпожа Леташи, бог именно его выбрал для сего откровения? А потому, что создатель наш всегда ремесленному люду предпочтение оказывает. Ведь и сам наш господь Иисус Христос был плотницким сыном! А Мишка - сын портного. Да вон и отец его сюда бежит! Смотрите-ка!
Из соседнего домика стремительно вылетел Матяш Лештяк: в одной руке у него был аршин, а в другой - лазоревого цвета ментик, на котором еще виднелись белые нитки наметки.
- Где этот пащенок? Убить его мало! Здесь он должен быть, сюда пошел!..
- В сенате он.
- Кто? Мишка? Как это он туда забрался? "Знать, от меня спрятался! Ну, ничего. Я подожду, пока он выйдет! Уж я покажу нечестивцу! В порошок сотру негодяя! Час назад дал я ему утюг разогреть, потому что должен нынче же отнести вот этот ментик халашскому бургомистру - он с депутацией к пештскому губернатору в Ноград7 отправляется. Я сейчас зову: "Мишка, давай утюг!" И что же? Ни тебе Мишки, ни утюга... Ну, как тут не выйти из себя?!
За Мишку вступился скорняк Балинт Катона:
- Нельзя же такого взрослого парня все еще на побегушках держать. Не вечно ему утюги разогревать!
4
...на городском гербе козел блеет... - На старинном городском гербе Кечкемета была изображена козья голова. Само название Кечкемет означает буквально "козорез"
5
Куны - племя тюркского происхождения, осевшее в XIII в. в междуречье Дуная и Тисы, на территории нынешней Венгрии.
7
Резиденция пештского губернатора находилась в местечке Фюлек, Ноградского комитата. (Прим. автора.)