- Вы, сударь, на своем дворе распоряжайтесь, - резко бросил портной. - Что мне прикажете с ним делать, коли он ни на что другое не способен? Достукается - еще повесят его! Все политикой увлекается! Вот я покажу ему политику! До синяков излупцую негодяя!
- Не посмеете! - покачал головой Балинт Катона, вспомнив, как отличился сегодня юноша.
- А вот провалиться мне на этом месте, если не отколочу я его!
Балинт Катона собирался было уже объяснить своему собрату по ремеслу, каким образом угодил Мишка в сенат, как в этот самый миг окно ратуши со стуком распахнулось, и в нем показался Габор Поросноки.
- Почтенные граждане Кечкемета! - громовым голосом крикнул он, обращаясь к толпе. Установилась глубокая тишина. - От имени городского сената сообщаю вам, что с сегодняшнего дня сроком на один год согласно законам и обычаям Кечкемета бургомистром нашего города стал его благородие, достойный и доблестный господин Михай Лештяк.
Над толпой пронесся всеобщий возглас изумления. Кое-кто уже и захохотал:
- Ха-ха-ха, Михай Лештяк - бургомистр!
Но, столкнувшись в воздухе с громовым "ура", выкрикнутым больше по привычке, чем сознательно, насмешливые голоса или заглохли, или тут же переметнулись на сторону кричавших "ура", и вскоре уже много сотен голосов дружно слились в могучем одобрительном реве, заглушившем все остальное.
А прозвучи первый крик "ура" слабее, а "ха-ха-ха" сильнее, и тогда не смех, а "ура" заглохло бы, и вместо него вся толпа гулко бы ржала: "Ха-ха-ха! Хи-хи-хи!.." Потому что чем больше людская масса, тем легче, будто пушинка, подхваченная дуновением ветерка, взвивается вверх или колеблется и туда и сюда ее настроение.
На громоподобный рев толпы к ратуше со всех улиц повалил народ. Отовсюду спешили любопытные. Некоторые уже успели вооружиться баграми, ведрами и кричали:
- Где горит? Что? Что случилось?
Но вот двери ратуши распахнулись, на площадь парами вышли сенаторы. Среди них был и Михай Лештяк.
- Идет, идет! - закричали вокруг. Началась страшная давка. Все хотели протиснуться вперед, к новому бургомистру.
Лештяк выступал горделиво, величественно. От былого Мишки не осталось и следа. Лицо рдело молодым румянцем, а веселый взор его скользил по толпе. Словом, вел он себя, как и подобало баловню судьбы. Слева и справа от него, подобно ликторам римских консулов, вышагивали два гайдука с поднятыми вверх палками: то был символ высшей власти в Кечкемете!
Впрочем, без них и впрямь было бы опасно. Ведь двадцатидвухлетний юноша в потрепанной жилетке поверх рубашки являл собою несколько необычное зрелище на фоне почтенных господ сенаторов, разодетых в доломаны с серебряными пуговицами. А может быть, как раз это обстоятельство и пришлось но душе народу, встретившему появление молодого человека криками одобрения?
Старый же Лештяк то бледнел, то густо краснел.
- Боже мой, уж не снится ли мне все это? - протирая свои маленькие серые глазки (или, может быть, украдкой смахивая с них слезы?), повторял он. -Держи меня сосед, не то упаду...
И он в самом деле чуть было не повалился наземь. Хорошо еще, что Балинт Катона вовремя подхватил его, заметив при этом:
- Вот теперь и попробуй высечь его, нашего бургомистра, коли ты такой смелый!
Старик ничего не ответил на замечание, а только выпустил из ослабевших рук аршин и зажмурился. Но, и не глядя, старый портной чувствовал, что к нему приближается сам бургомистр. С проворством кошки подскочил он к сыну и накинул ему на плечи новенький, неотутюженный еще ментик, на котором виднелись и белые нитки, и проведенные портновским мелком линии.
А толпа и тут разразилась одобрительными возгласами, только Балинт Катона шутливо выкрикнул:
- Эй, дядя Матяш! В чем же теперь халашский бургомистр в Фелюк поедет?
На это старый портной гордо ответил:
- Пусть его милость в сюре своем едет. Невеликая он персона, чтобы я для него еще ментики шил.
С этими словами старик, расталкивая всех локтями, пробился сквозь толпу и поспешил прямиком домой, в маленький свой сад, где у него росло огромное грушевое дерево, густо усыпанное желто-красными спелыми плодами. Могучие ветки дерева-великана свешивались на улицу. С проворством белки вскарабкался старик на грушу и, как ополоумевший, начал трясти ее верхние ветки. Сочные, ароматные груши, которые старый портной в иную пору пуще зеницы ока берег от непрошеных гостей, градом посыпались вниз, в толпу, а ребятишки и бабы кинулись собирать их, будто монеты, что королевский казначей в день коронации горстями мечет в народ. Даже кое-кто из взрослых мужчин не постеснялся наклониться да поднять катившиеся по земле плоды.
- Ешьте, пируйте! - кричал старик и еще сильнее тряс ветки дерева до тех пор, пока на них не осталось ни единой груши.
...Так отметил старый Лештяк избрание своего сына бургомистром.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Первый хмель после выборов бургомистра прошел. На другой, на третий день народ наконец опомнился.
- И все же великую глупость мы совершили! - начали поговаривать одни. - Ей-ей, выкинули шутку, как на масленицу!
- Смеяться будут теперь над нашим городом! - вторили другие.
- Сенаторская проделка! Они шкуру свою спасти да за зиму от работ отдохнуть захотели!
То здесь, то там подняла голову злоба, заговорила зависть, пустило ростки недовольство. Однако властелины за пределами города Кечкемета не стали медлить с признанием нового бургомистра. Зюльфикар-ага прислал ему дружеское письмо "из хорошо укрепленной крепости Сольнока", в котором предлагал Лештяку отметить начало своей деятельности благородным делом и выкупить двух все еще находившихся у него в плену монахов. Господин Чуда тоже довольно дружелюбным тоном попросил у Лештяка четыре воза хлеба. И только Халил-эфенди представитель будайского каймакама8 прибывший в Кечкемет для сбора дани, высказал в ратуше недовольство тем, что ему приходится совещаться с каким-то безбородым юнцом. В ответ на такой упрек молодой бургомистр повернулся и, хлопнув дверью, ушел. А через несколько минут гайдук Пинте ввел в комнату через эту же самую дверь старого козла.
- Зачем привел ты сюда сию глупую тварь, неверный пес? - спросил гайдука изумленный эфенди.
- Господин бургомистр велел передать, что вы можете совещаться с этим вот козлом. Он - с бородой!
Кечкеметцам понравился остроумный ответ, и весы общественного мнения склонились в сторону Лештяка.
- Башковитый человек выйдет из него! Не позволяет помыкать собой. Хорошо проучил он глупого эфенди! Такого бургомистра у нас еще никогда не было, -говорили теперь жители Кечкемета.
И с большим вниманием стали присматриваться к Лештяку: что-то получится из него?
А он, что ни день, удивлял своих сограждан новыми и новыми неожиданностями.
Рассказывали, например, что бургомистр вызвал к себе знаменитого золотых дел мастера Яноша Балага и переселившегося в Кечкемет из Брашова ювелира Венцеля Вальтера и приказал им изготовить кнут с рукояткой из чистого золота, украшенной топазами, смарагдами и другими драгоценными самоцветами, а также тонкой работы топорик: топорище золотое, сам топор - серебряный.
- Работайте не покладая рук, не зная ни дня ни ночи, - наказал Лештяк мастерам, - пока не сделаете!
Целое состояние придется уплатить за эти два драгоценных орудия. (Значит, есть у городской казны деньги на такие вот безделушки?)
В следующее воскресенье бургомистр с двумя сенаторами обошли городские лавки и накупили в них лент национальных цветов, а затем отправились на городском четверике в Сикру.
Сикра - это кечкеметская Сахара. Песчаное море. Ныне потомки наших героев уже обуздали пески, вырастили на них сады. А в те годы песок еще катился, плескался уходящими за горизонт волнами, сколько его душеньке было угодно.
Вокруг, куда ни кинь взор, - ни воды, ни растительности, только солнце льет ослепительный свет на мириады песчинок, которые движутся, текут с непостижимым проворством, словно гонимые тысячами невидимых метел. Или, может быть, это только так кажется, на самом же деле - это солнечные лучики движутся, прыгают. Ни зверей, ни иных живых существ! Не селится здесь даже суслик: можно ли чувствовать себя дома там, где и сама земля-то вечная странница? Ведь и суслику не понравится, если, вернувшись домой, к своей норке, он не найдет ее на прежнем месте. В Сикре вы не могли бы приметить какой-нибудь холмик и назавтра вновь отыскать его. Барханы все бегут и бегут здесь, словно торопливый путник, рассыпаются и вновь возникают и текут дальше...