Истрепав окончательно одежду, в сапогах с отвалившимися подошвами, теряя последние силы, Марченко вышел в низовья реки на хорошо проторенную оленью тропу. Здесь уже чувствовалась близости моря, труднопроходимые места остались позади. Марченко воспрянул духом, подумав, что теперь-то он в безопасности, даже если вздумают преследовать. Отсюда до побережья осталось каких-нибудь полсотни километров. Чтобы окончательно запутать следы, он решил переправиться через реку, выйти к морю и уходить в другую сторону от знакомых мест. До ближайшего крупного рыбного промысла было километров полтораста. Но теперь его уже не пугало столь большое расстояние. Наоборот, чем дальше, тем лучше, а с голоду он не умрет: прокормит ружье.
Разыскав брод, старатель прошел еще километров десять вниз по реке, но мелких перекатов не было. Осталось одно — сделать плот и переправиться на нем, а там ищи ветра в поле.
Облюбовав укрытое местечко у самой воды, старатель сделал привал. Здесь можно было отдохнуть, привести в порядок одежду и связать маленький плот. Марченко поспешил бы переправиться за реку, если бы знал, что по его следам упорно идет другой человек.
Павел Вавилов не задавался целью преследовать старателя, тем более, что не знал, по чьим следам ведет его Хакаты, и склонен был думать, что следы оставлены кем-нибудь из оленеводов. Он вспомнил слова старшего оленевода Урангина, провожавшего караван до бригады Ультеная. Еще тогда Урангин собирался на реку Накимчан на поиски новых угодий для оленьего стада. Теперь, наверное, Урангин или кто-то другой возвращался из похода, спешил к морю, чтобы там по более хорошей дороге направиться в совхоз. Если оленевод, хорошо знавший тайгу, не пошел напрямик через сопки, а выбрал более длинный путь, то ему и подавно надо придерживаться этого направления. Путь хоть и длинней, но зато по нему, пожалуй скорее доберешься до прииска.
Была и другая причина, заставившая молодого таежника изменить маршрут, подсказанный Большаковым. Павлу казалось, что он хорошо запомнил весь путь и без труда сможет найти дорогу до самого прииска. Однако вскоре он убедился, что помнит лишь первую часть пути до речушки, впадающей в Накимчан. Поэтому он обрадовался, когда Хакаты нашел след идущего к морю человека. По некоторым признакам Павел заметил, что человек спешит, редко останавливается, почти не разжигает костра. Павел тоже сократил остановки и постепенно настигал идущего впереди человека. Неугомонный Хакаты забегал вперед, рыскал по сторонам, выискивая дичь. Его лай часто доносился издалека. В нем слышался призыв, Хакаты как бы говорил спутнику: иди скорее, посмотри, каких глупых дикуш я разыскал.
Но молодой таежник шел дальше, не отвлекаясь в стороны. Он охотился лишь тогда, когда дичь попадалась на его пути. Верный пес догонял Павла, появляясь всегда внезапно, словно тень, некоторое время бежал рядом, жарко дыша и обиженно поглядывая на Павла.
— Ладно, ладно, дружище, — говорил Павел, — поохотимся в другое время.
Проходило с полчаса, и Хакаты снова исчезал в тайге. Иногда в его лае слышались свирепые нотки. Павел на всякий случай приготавливал ружье. Он знал, что собака лает на какого-нибудь хищника: росомаху, рысь или даже медведя, но не искал с ними встречи, думал лишь об одном — как можно быстрее добраться до прииска. Он терпеливо преодолевал крутые склоны сопок, глубокие распадки, пробираясь сквозь заросли кустарников и завалы бурелома, пользуясь каждой звериной тропой, чтобы облегчить себе путь.
Если бы ему сказали, что его собственная жизнь зависит от быстроты, он не смог бы идти быстрее. Короткие передышки, которые он делал после длинных переходов, трудно было назвать отдыхом. Переспав где-нибудь в тени, на мягком мху, чутким охотничьим сном вполуха, шел дальше. Все же с каждым днем все труднее было подниматься после отдыха. Сказывалась безмерная усталость. Иногда он с усилием подавлял желание свалиться где попало и спать, спать.
Больше всего он боялся, что на очередном привале заснет как убитый и потеряет много времени. Чтобы этого не случилось, он привязывал Хакаты за поводок к своему поясу. Верный пес ложился рядом, чутко поводя ушами. ловил лесные шорохи. Спокойно пролежав часа два, Хакаты начинал тревожиться, не нуждаясь в таком длительном отдыхе, как Павел, дергал поводок, тыкал холодным носом в лицо хозяина и будил его.