– Ты думаешь, вы очень плодотворно работали все эти годы, – сказала она однажды, – вы даже не представляете как свиноподобные воспроизводятся.
Как вы узнали, что они все – самцы?
Лайбо спокойно ответил:
– Мы разделили их на самцов и самок, когда они изучали языки. Они предпочли называть себя самцами, а про других, тех которых мы еще не видели, сказали, что они самки.
– Но скажите наконец, они размножаются почкованием! Или методом деления!
Ее тон был настолько пренебрежительным, что Лайбо не сразу нашел ответ. Пайпо представил о чем думает его сын, тщательно перефразировал его мысли, пока не получился вежливый, осторожный ответ.
– Мне хотелось, чтобы исследования не выходили за рамки физической антропологии, – сказал он. – Таким образом мы подготовим хорошую почву для твоих исследований на доклеточном уровне.
Новинха ужаснулась.
– Вы хотите сказать, что не сделали даже анализа образцов тканей испытуемых?
Лайбо слегка побледнел, но голос оставался спокойным и невозмутимым.
«Мальчик как будто на суде Инквизиции», – подумал Пайпо.
– Может это покажется глупостью, – произнес Лайбо, – но мы опасались, что порквинхи нас неправильно поймут, если мы будем брать кусочки с их тел. Вдруг одному из них станет плохо, и они подумают, что мы вызываем болезни?
– Но вы могли подобрать что-нибудь случайно потерянное, волосы, например? Вы могли узнать многое по строению волоса?
Лайбо кивнул; Пайпо наблюдал за ним, сидя за терминалом в другом конце комнаты, и узнавал собственные жесты – Лайбо скопировал их у отца.
– Многие примитивные народы Земли верили, что покров, защищающий их плоть, сохраняет и их жизнь, силу. Что если свиноподобные тоже подумают, что мы совершаем магические обряды порчи?
– Ты не знаешь их языка? Я думала некоторые из них владеют старком, она даже не пыталась скрыть презрение. – Ты мог бы объяснить, зачем делаются образцы!
– Ты права, – сказал он спокойно. – Но если объяснять для чего создаются образцы различных тканей, мы будем вынуждены, между делом, изложить им научные концепции биологии, прежде чем они проникнутся пониманием наших действий. Поэтому закон и запрещает нам вести с ними подобные рассуждения.
Наконец Новинха смутилась.
– А я и не знала, что ты настолько проникся доктриной минимизации контактов.
Пайпо радовался, видя как гаснет высокомерие Новинхи, но ее оскорбления были ужасны. Девочка настолько отвыкла от человеческого общения, что говорила как сухой, формализованный букварь. Пайпо испугался, что слишком поздно учить ее отзывчивости и человечности.
А напрасно. Однажды, она осознала, что они блестящие ученые и уже многого достигли, в то время как она – новичок, и еще ничего не знает. С того момента ее агрессивности заметно поубавилось, и девочка начала меняться на глазах. Неделями она лишь изредка разговаривала с Пайпо и Лайбо, проводя все время в изучении отчетов, стараясь распознать цели их действий. Если у нее возникали вопросы, она спрашивала, а они отвечали всегда вежливо и обстоятельно.
Вежливость постепенно привела к духовной близости. Пайпо и Лайбо начали открыто беседовать, спорить, искать ответы на возникающие вопросы: почему свиноподобные постоянно совершенствуют некоторые странные формы поведения, что кроется за некоторыми их случайно оброненными фразами, почему они до сих пор столь сверхъестественно непостижимы. А так как наука о свиноподобных была относительно молода, у Новинха не заняло много времени ее изучение; и вскоре она стала вполне грамотна в этой области и могла выдвигать пусть не столь блестящие, но свои гипотезы.
– Ничего, – подбадривал ее Пайпо, – мы все действуем вслепую.
Пайпо предвидел дальнейшие события. Тщательно сохраняемое терпение Лайбо, всегдашняя сдержанность, делали его робким. Поэтому Пайпо все время убеждал его больше общаться. Замкнутость Новинхи оказалась скорее вынужденной, чем глубокой. Поэтому общность интересов в изучении свиноподобных преодолела все преграды и сблизила молодых людей. Ну кто еще, кроме Пайпо, мог понять их споры, разделить их взгляды.
Они отдыхали вместе. Смеялись до слез над шутками, которые вряд ли бы развеселили других луситанцев. Подражая свиноподобным, которые дают имена каждому дереву в лесу, Лайбо шутливо назвал свою мебель на станции зенадоров подобными именами и периодически объявлял, какая из вещей находится в плохом настроении, и которую не следует тревожить.