– Ее родители умерли, когда она была еще ребенком. Несколько лет назад другой человек заменил ей отца. Человек, который был убит свиноподобными. Она хочет Говорящего от имени его Смерти.
Вглядываясь в ее лицо, он забыл о королеве пчел и свиноподобных. Он узнал это выражение взрослого страдания на детском лице. Он видел его раньше, в последние недели войны с баггерами, когда на пределе своих сил он выигрывал сражение за сражением в игре, которая совсем не была игрой.
Он видел его и после войны, когда выяснил, что тренировочные сессии оказались вовсе не тренировкой. Все притворство оказалось жестокой реальностью, так как он возглавлял космический флот и руководил им по ансиблу. И потом, когда он узнал, что все баггеры были уничтожены, осознал реальность ксеноцида, невольно возглавленного им. Это было его собственное отражение в зеркале, отражение нестерпимой муки и вины.
«Что угнетало эту девочку, что совершила она, что заставляет ее страдать?»
Он слушал Джейн, рассказывающую о ее жизни. Все, чем владела Джейн, было лишь статистическими фактами. Но Эндер был Говорящим от имени Мертвых, его гений – его проклятие – это способность оценивать события с позиций других. Она подарила ему блестящий талант стратега, лидера среди его сверстников-мальчиков, и среди военных армад, воюющих с врагами. Сухие факты биографии Новинхи рождали догадки – нет, не догадки, знания – о том, как смерть родителей и детский эгоизм замкнули Новинху, о ее стремлениях целиком отдаться работе, продолжению дела родителей. Он знал, что заставило Новинху настойчиво добиваться взрослых полномочий, что значила для нее спокойная любовь и доверие Пайпо, как сильно она нуждалась в дружбе и поддержке Лайбо. Ни одна живая душа Луситании не знала Новинху лучше. Только здесь, в пещере Рейкьявика, в ледяном сердце Трондейма, Эндер Виггин знал ее, любил ее, горячо сочувствовал ей.
– Теперь ты поедешь, – прошептала Джейн.
Эндер мог не отвечать. Джейн была права. Он должен ехать в любом случае, как Эндер Ксеноцида, чтобы использовать статус неприкосновенности Луситании как последний шанс освободить королеву пчел из многовековой темницы, смыть жестокое преступление детства. И как Говорящий от имени Мертвых, чтобы разгадать свиноподобных и рассказать о них человечеству, чтобы их признали как ременов, или ненавидели и боялись как ваэлзов.
Но сейчас он поедет помочь Новинхе, так как в ее гении, ее отчуждении, ее боли, ее вине он узнал собственное детство и собственную боль, жившую в нем с тех пор. К несчастью, он передвигался медленнее скорости света, поэтому мог достичь Новинхи только, когда ей будет почти сорок лет. Он полетел бы к ней филотическим импульсом ансибла, если бы это было в его силах. Но он знал, что ее боль будет терпеливо ждать. Она не исчезнет к его появлению. Разве исчезла его собственная мука?
Слезы высохли на его глазах, он успокоился.
– Сколько мне лет? – спросил он.
– Прошло 3081 лет со дня твоего рождения. Но твой субъективный возраст 36 лет и 118 дней.
– Сколько лет будет Новинхе, когда я достигну их?
– Перемещение займет несколько недель, в зависимости от времени старта и скорости корабля. Ей будет что-то около тридцати девяти лет.
– Я хочу отправиться завтра.
– Космические корабли придерживаются расписания.
– Есть что-нибудь на орбите Трондейма?
– Полдюжины есть, но только один готов к отправке. Он отправляется с грузом страйки для обожающих роскошь купцов и торговцев Курил и Армении.
– Я никогда не спрашивал тебя, богат ли я.
– Я хранила твои сокровища все эти годы.
– Купи корабль вместе с грузом.
– Что ты будешь делать со всей этой страйкой на Луситании?
– А что делают с ней армяне и курильцы?
– Часть они носят, другую едят. Но они платят такую цену, которую луситанцы вряд ли вообразят.
– Тогда я подарю страйку луситанцам, может, это изменит их отношение к Говорящему, вторгшемуся в католическую колонию.
Джейн превратилась в джина из бутылки.
– Слушаю и повинуюсь, хозяин.
Джинн обратился в облако и исчез в горлышке. Лазеры отключились, пространство около терминала опустело.
– Джейн, – позвал Эндер.
– Да, – пропели камушки в ушах.
– Почему ты хочешь, чтобы я отправился на Луситанию?
– Я хочу, чтобы ты добавил третий том к «Королеве Пчел и Гегемону» о свиноподобных.
– Почему ты проявляешь такую заботу о них?
– Потому что, когда ты напишешь книги, откроешь людям души трех всепонимающих, всечувствующих разновидностей жизни, ты будешь готов говорить о четвертой.