– Я знаю, он отправил прошение всем.
– Во благо сообществу. И везде были эти чудеса.
– Кто-то касался гробницы и исчезала головная боль и все кричали:
«Чудо! Милагре! Святые осчастливили меня!»
– Вы же знаете, что Священный Рим признает только более весомые чудеса. Но это не имело значения. Папа милостиво разрешил назвать наш маленький городок Милагре. И теперь каждый, кто произнесет это имя, будет разжигать огоньки ярости в сердце Новинхи.
– Или делать его еще более черствым. Никто не знает какую реакцию это вызовет.
– Как то ни было, Пайпо, вы не единственный интересовались ею, но вы – единственный интересовались ею бескорыстно, ради ее же блага, а не в связи с ее святыми всемогущими родителями.
Это был печальный вывод, хотя я его и предвидел. Выходит, включая Хилхос, основавших все школы Луситании, эти долгие годы никому не было дело до девочки, за исключением жалких осколков внимания, проявленного Пайпо.
– У нее есть один друг, – сказал Лайбо. Пайпо забыл, что его сын находился рядом. – Лайбо был настолько тихим, что его легко было не заметить. Донна Криста тоже казалась испуганной.
– Лайбо, – произнесла она, – я думаю нескромно говорить о школьном товарище подобные вещи.
– Я ученик зенадора, – возразил Лайбо, это означало, что он не школьник.
– Кто ее друг? – спросил Пайпо.
– Макрам.
– Махрос Рибейра, – воскликнула донна Криста. – Высокий мальчик.
– Ах, да, единственный, сложенный как кабра.
– Он строен, – сказала донна Криста. – Но я не замечала особой дружбы между ними.
– Однажды Макрама в чем-то обвиняли, она заметила и заступилась за него.
– Ты дал слишком великодушную оценку увиденному, – сказала донна Криста. – Я думаю более справедливо сказать, что она выступила против тех ребят, которые делали то же самое, но пытались свалить всю вину на одного.
– Макрам тоже оценил все по-другому, – вновь включился Лайбо. – Пару раз я замечал, как он наблюдает за ней. И пусть не много, но все же есть кто-то, кому она нравится.
– А тебе она нравится? – спросил Пайпо.
Лайбо на секунду застыл в молчании. Пайпо знал, что это означает. Он решает, как ему ответить. Выбрать ли ответ, который, по его мнению, взрослые воспримут благосклонно, или же другой ответ, который, возможно, разозлит их. Детям его возраста часто присущи подобные колебания. Он спрашивал себя: говорить или не говорить правду?
– Я думаю, – сказал он, – мне кажется, что она не хочет, чтобы ее любили. Она ведет себя как гость, который вот-вот уедет.
Донна Криста степенно кивнула головой.
– Да, совершенно верно, она действительно ведет себя именно так. А теперь, Лайбо, прекрати обсуждение за глаза, это невежливо. Я прошу тебя оставить нас одних.
Он вышел раньше, чем она закончила предложение, слегка кивнув головой и хитро усмехнувшись. Неловкость момента сыграла ему на руку. Уход красноречивее доказывал благоразумие Лайбо, чем любые просьбы остаться.
Пайпо знал, что Лайбо будет неприятно просить оставить его. У него был талант заставлять взрослых почувствовать некоторую незрелость, слабость по сравнению с ним.
– Пайпо, – сказала настоятельница, – она настаивает на своем экзамене на зенобиолога. Она хочет занять место родителей.
Пайпо изумился.
– Она утверждает, что изучает этот предмет с раннего детства. А сейчас уже готова начать работать без практики ученичества.
– Ей ведь тринадцать лет, так?
– Такое уже случалось. Многие проходили экзамен еще раньше. Один прошел все даже в более раннем возрасте. Правда – это было две тысячи лет назад, но это дозволяется законом. Епископ Перегрино категорически возражает, но мэр Боскуинха поддерживает ее практические наклонности; она утверждает, что Луситания испытывает сильную нужду в зенобиологах – нам необходимо расширить сферу исследований новых форм животной жизни, чтобы внести хоть скромное разнообразие в нашу диету, и лучше если все это будет выращено на почве Луситании. Короче, по ее словам: «Не имеет значение, кто будет работать: дети или нет, нам нужны зенобиологи.»
– Вы хотите, чтобы я возглавил экзаменационную комиссию?
– Если вы будете столь любезны.
– С удовольствием сделаю это.
– Я скажу им, что вы согласны.
– Сознаюсь, у меня есть свои тайные цели.
– Что?