— Да, повелитель, — ответил Руорим, делая глубокий поклон. А потом, громко ругаясь, побежал к своей палатке. По дороге он выкрикивал приказания; первые два дракона уже приблизились, и в центр лагеря полетел град камней, которые не попадали только на палатку Хокана Ашира, окруженную магическим защитным полем, излучавшим тусклый свет.
Начался настоящий хаос, и Руорим с трудом раздавал команды.
Лошади, первым Златострелый, вырвались на свободу и метались по лагерю, камни уничтожали палатки, телеги и солдат.
Тем временем собрались первые отряды стрелков; на град камней они отвечали градом отравленных стрел. Один из драконов закричал: ему в живот попала дюжина стрел. Он закачался, потеряв и всадника, и груз. Но его сотоварищи уже приближались.
Драконовы отродья были лишь слабым подобием прежних владык воздуха. Ширина их плеч не составляла и пяти шагов, но все же они оставались самыми крупными из живущих на Фиаре существ. Разума у них было весьма немного, говорить они почти не умели, но являлись мощными, сильными созданиями, которых боялись не без основания.
— Поймайте лошадей и приготовьтесь к потерям! — заорал Руорим, пытаясь перекричать поднявшийся шум. — Стрелки, цельтесь же, наконец! Некроманты, поднимите щиты! Сейчас будет еще одна атака, вы хотите, чтобы вас всех перебили?
Он огромными шагами побежал к палатке и с ходу влетел в нее.
— Малакей, проклятье, уже слишком поздно, мы должны придумать что-нибудь еще! Мне придется возглавить атаку, но потом мы…
Только тут он заметил, что палатка пуста.
Крик ярости, исторгнутый из глотки Руорима, на минуту заставил замереть даже драконов. Словно берсерк, он вылетел из палатки, промчался сквозь ряды солдат, которые в панике разбегались. Подлетел один из его конников, таща за собой трех пойманных лошадей. Руорим остановил его на полном ходу, схватил уздечку и выкинул наездника из седла, в которое тут же взметнулся сам.
— Всадники, ко мне, немедленно на восточный фланг, собраться там! Покажем Черному, что нас не удержать даже драконовым отродьям!
— Будь они все прокляты, — пробормотал он себе под нос, вонзил в брюхо лошади шпоры и поскакал через весь лагерь к вражескому холму.
«Не знаю, как это тебе, мой сыночек, удалось сбежать, и на меня это произвело впечатление. Но своим гнусным поступком ты смешал все мои планы, за что я примерно тебя накажу, как только поймаю! Когда мы встретимся, пощады от меня не жди».
Он вдруг засмеялся: «Подумаешь, просто задержка, ничего больше. Малакей бодрствует, мы все еще в состоянии действовать. Сегодня или завтра, какая разница? Горен молод и неопытен! Ему от нас не сбежать, долго противостоять прадедушке он не сможет. Так что сегодня мы займемся этой битвой, а завтра будет другая. Я так долго ждал, времени у меня достаточно!»
От копыт пущенного в галоп коня летели искры. Со смехом Руорим Кровопийца исчез во тьме.
— Что там произошло? — Хаг вытянул голову, напряженно прислушиваясь. — Такое впечатление, что весь лагерь на ногах и все несутся в разные стороны!
Тут раздались странные жужжание и свист.
— О-о-о-о, — протянул Менор, втягивая голову.
В этот момент в палатку влетел камень. К счастью, он попал в провизию — друзья остались целыми и невредимыми. Посыпалась мука, в щепки разлетелись бочки с вином, в воздух подбросило мясо и колбасу. С треском пронесся еще один камень, разрушивший остатки крыши. Теперь пленники могли разглядеть, что творится снаружи. Все носились туда-сюда, в воздухе мелькали камни, копья и стрелы, раздавались крики драконов. Оружие и палатки горели, освещая сцену потусторонним мерцающим светом. Мимо на взмыленной лошади пролетел огромный черно-красный всадник с обнаженным пылающим мечом.
— По-моему, это был Руорим, — прокомментировал Бульдр.
Менор поднялся, но остальные заметили это не сразу. А потом ошарашено уставились на него. Опора, к которой он был прикован, разлетелась, так что он смог встать и стянуть со столба скованные руки.
— Значит, Руорим далеко, а остальные слишком заняты, чтобы обращать на нас внимание. Теперь смотрите.
— Оп-ля-ля, — с восторгом произнес Бульдр, когда Менор чуть ли не пополам сложил свое узкое долговязое тело и долго извивался, так что руки оказались впереди. А потом стал выворачивать кисти, и наручники упали.
Хаг широко раскрыл глаза, когда Менор ловкими пальцами снял с него кандалы и перешел к Вейлин:
— Как это ты?
— Ловкость рук и немного тренировки, дружище, — отозвался Худощавый. — Плохой вор, хороший беглец. Вся проблема заключалась в том, что меня привязали слишком крепко, я и пальцем не мог пошевелить. Теперь это уже неважно. Хвала Цербо, он услышал мои молитвы и дал нам возможность удрать!
Освобожденная эльфийка глубоко вздохнула, когда, наконец, смогла вытащить изо рта кляп. Хаг и Бульдр перерыли палатку в поисках оружия, чтобы не оказаться беспомощными, когда вокруг с грохотом летают камни, носятся испуганные лошади и мечутся солдаты, выполняя отданный лающим голосом приказ.
— Давайте обратно к тому холму, там еще привязаны лошади, — крикнул Хаг. — Но лучше поодиночке. Да пребудет с нами удача!
Пригнувшись и стараясь не выходить на свет, они разбежались в разные стороны, чтобы собраться с той стороны лагеря, откуда пришли. Хаг Сокол не удержался и бросил взгляд на Хокана Ашира. Маг стоял у своей палатки, окруженный мерцающим голубоватым светом. Казалось, происходящее нисколько его не трогает. Неудивительно, потому что он мог вернуть к жизни практически любого мертвеца, отлавливая потерянные души и вкладывая их в железные тела.
Возможно, это был просто отвлекающий маневр для чего-то другого, например для магического заклинания. Хаг надеялся, что схватка двух магов ослабит и того и другого настолько, что им обоим придется надолго удалиться в свои башни.
Он старался держаться подальше от живых солдат. Немертвые не обращали на него внимания, их интересовало только уничтожение врагов из другого лагеря.
В результате Хаг, миновав все опасные места, выбрался из лагеря и облегченно вздохнул, когда его скрыла тьма. Воздух здесь был гораздо свежее. Он уже начал волноваться, но тут услышал стук лошадиных копыт. Он напряженно всматривался в темноту.
Вышедший из тени человек сунул ему в руки уздечку.
— Ты? — поразился Хаг.
Горен дремал. Иногда он вдруг засыпал, но тут же снова приходил в себя, вспомнив, что является пленником в собственном теле, и снова погружался в трясину равнодушия. От него больше уже ничего не зависело. Он чувствовал, что Малакей где-то рядом, полностью сосредоточился и собирается с силами для новых свершений. Наверное, когда-нибудь он сосредоточится настолько, что тюремные стены в душе Горена рухнут. И тогда он сможет выбраться. Эта мысль заставила Горена прийти в себя. Видеть он не мог, потому что его глазами все еще пользовался Малакей, зато он мог слышать и ощущать запахи. Только приглушенные звуки и слабые запахи, но это лучше, чем ничего. Значит, в его теле все еще существует какая-то часть его личности, потому что высвободиться Малакей сможет, только убив душу Горена.
Он почувствовал, что рядом кто-то есть. Не в его думах, а в самой что ни на есть реальной действительности. Совсем близко. Горен ощутил тепло живого тела и уловил его запах — смесь сандалового дерева и тимьяна, странная смесь, показавшаяся ему знакомой. Правда, по одному-единственному разу.
Но где и когда это было? Его мозг стал ленивым, в тесной тюрьме ему не хватало воздуха, не хватало света, не хватало еды.
Как будто со стороны он увидел, что кто-то его трясет — трясет его обмякшее тело, а не мозг. «Перестань», — хотел он сказать, но голоса у него тоже не было. К тому же ему стало безразлично, что произойдет с его телом, теперь он окончательно принадлежал Малакею…
В мрачном остроге его души взорвалась ослепительная молния — и стены обрушились. Его освобожденная душа выбралась на свет, растеклась по телу, пробудив его дух к новой жизни. Теперь он вдруг снова мог чувствовать, видеть и говорить.