Половина деревенских мужиков, все дети и женщины не знали правил поведения в тайге. На утро второго дня женщины взялись готовить завтрак, и едва не пустили пал. Отвлеклись от костра, занялись другими делами, и отлетевший уголек подпалил уже подсохшую на солнышке хвою. А сухая хвоя вспыхивает как порох, моментально и жарко. Увидел огонь маленький мальчишка по имени Петро. Он, не рассуждая, схватил с огня большой котелок с горячей уже водой, и выплеснул его содержимое в огонь. Мать, не разобравшись, сначала отстегала его розгой, а потом долго качала на руках и просила прощения, когда увидела пошедший пал и поняла, что виновата сама. Что стало бы с ними всеми, начнись в тайге пожар, страшно было представить. И это тоже было большой головной болью Матвеева отца – как уберечь поселян?
А у старосты голова болела о том, как же всех нормально разместить? Временные сарайки – не дело. В них холодно и сыро, и вскоре все зашмыгали носами, закашляли. Мужики как могли прогревали, утепляли сарайки, но все это помогало мало. Вот и старались все, от мала до велика, спеша поставить нормальные избушки. А пока в сарайки натащили сена и лапника, устлали ими земляные полы. В центре каждой сарайки стояла буржуйка, в которой не переставая горел огонь. За его поддержание отвечали ребятишки. Мужики же параллельно со всеми делами кололи дрова – из деревни брать дрова в тайгу никто не стал. И зря, как выяснилось. Времени ни на что не хватало, и было решено отправить в деревню за дровами несколько подвод.
Вечером собрались у костра на главной поляне, вокруг которой и были на разном удалении разбросаны сарайки. Костер Матвей распалил знатный. У сидящих вокруг огня людей разрумянились щеки, и женщины невольно отодвигались чуть дальше, пряча лица в тени. Дети были здесь же, со всеми. Они зачарованно смотрели в трескучий огонь и думали о чем-то своем, в общем разговоре никак не участвуя. Слово взял староста, Петр Милованыч, сухопарый и чуть сгорбленный от прожитых лет и недавних побоев, полученных во время набега лихих людей:
– Я вот что думаю, – начал он, сухо откашлявшись, – обжиться мы здесь обжились. Место доброе, вода теперь тоже есть, расстарались мужики. С едой, слава Богу, тоже проблем не имеем: коровник есть, молоко коровки дают, да и птица какая-никакая сохранилась. И тайга прокормит всегда: охота, рыбалка, грибы с ягодами да шишка, всего в достатке. Теперь самое время озаботиться нормальными домами. Не дело это – в сараях с малыми детями жить! Так, нет?
Он обвел взглядом подслеповатых глаз сидящих вокруг костра людей. Никто не возразил, и староста продолжил:
– Значится, есть два пути у нас. Первый – тот, каким мы уже пошли, – он снова откашлялся, в этот раз гулко, громко, – валить лес, сушить бревна и ставить дома. Этак мы их до зимы ставить будем. В общем, лето на носу, и пережить можно вполне, не страшно. Но можно и ускорить это дело – построить не каждой семье по дому, а пару больших домов, как встарь родовые дома были. Что думаете?
Народ заперешептывался. Все уже и забыть успели, как это – большим гуртом под одной крышей жить. Каждая хозяйка в своем доме вольна что угодно делать, да и мужик в своем дворе хозяин. А тут ведь договариваться надо будет. Ээээх, как это все тяжело и не нужно….
Староста наблюдал за всеми молча. Его не зря над деревней старшим народ выбрал. Был он мудрым и добрым человеком, всем старался помочь и других к тому призывал. И сейчас по лицам видел, что не ко двору пришлась людям мысль про общие дома. Мужики насупили брови, женщины молча поглядывали друг на дружку, прикидывая, как уживаться будут.
Тогда он хлопнул ладонью по колену, сказал, не вставая:
– Есть и еще один путь. Разобрать несколько домов в деревне и перевезти их сюда. Дело трудное, да не сложное. За лето справимся. Но это ведь получается, что от домов своих мы отказываемся… так что ли?
Народ зароптал, загудел. Как можно? И так ведь ушли из деревни, лихих чужаков убоявшись. Так теперь еще и деревню на новое место перетаскивать? Да куда? В тайгу! Нет, это не дело.
Вперед шагнул Никодим. Поднял руки, привлекая внимание, отчего стал похожим на большого медведя, вставшего на задние лапы. Народ утих постепенно. В тишине раздавались только треск костра да шлепки ладоней, когда кто-то хлопал вьющихся вокруг тучей комаров. Никодим дождался полной тишины и заговорил, весомо и тяжело: