– Мы тут можем долго рядиться. Да только легче от этого не станет. Дома ставить надо, это понятно. Везти их из деревни – дело заведомо бестолковое, – он покосился на протестующе вскинувшегося старосту. – Проще все же здесь лес брать и сушить. До осени управимся поди. Мужиков много, плотничать все умеют. Да и у многих в деревне запас бревен сухих, к ставлению пригодных, лежит. Я только четверых знаю, да и так поискать.
Никодим выговорился и сел. Это была очень длинная для него речь – обычно он выражался короткими рублеными фразами. Тогда вперед выступил отец Матвея. Народ оживился – все ждали от него верных идей и решений. Зашикали друг на дружку, призывая к тишине – голос у Матвеева отца был негромкий.
– Мы все должны понимать, что это война. Мы казнили главаря их отряда, остальных бросили в тайге на верную гибель. Они заслужили, но речь не о том. Мы должны вести себя осторожно. Так, чтобы если вдруг в деревню нагрянут, нас никак не нашли, – он говорил жестко, намеренно нагоняя страху на всех. Иначе кто-то рано или поздно засобирается домой, не выдержав тягот таежной жизни или захотев попроведать родной дом. И его слова возымели действие – женщины зажимали рты ладошками и округляли испуганные глаза, мужики хмурились.
Осмотрев всех внимательно, он продолжил:
– Ну а раз мы на войне, то и действовать будем как на войне. Сначала – разведка. Мы с Матвеем разведаем, что сейчас происходит в деревне. Нет ли чужих кого, все ли спокойно. Да и деда Власа надо попроведовать – один он там остался…
… – Не поеду никуда! Пусть тать ночной бегает, а я свой дом не брошу, – дед Влас упрямо выставил вперед свою густую белоснежную бороду и сдвинул кустистые брови. Староста развел руками – он битый час уговаривал упрямого деда ехать в тайгу вместе со всеми. Какие только аргументы не приводил – дед Влас твердо стоял на своем.
В разговор вступил Матвей:
– Влас Микитич, а ну как налетят лиходеи, пытать станут. Зачем оно тебе? Поехали с нами. Зимовье есть, печки теплой только нету, – про печку это он намеренно ввернул. Дед Влас хорохорился, не желая признавать старость.
Дед Влас покачал головой отрицательно, сказал:
– Да кому я нужон, Матвей Матвеич? Старый никчемный валенок. Скажусь больным да шалым, отстанут. А ты будешь ко мне заглядывать, я тебе новости буду рассказывать, – он хитро глянул на Матвея, подмигнул…
Народ одобрительно загудел, староста приговорил:
– Ну пусть так и будет. Сегодня и идите, чтоб к вечеру вернулись. И на завтра тогда уже все придумаем.
Отец кивнул и поманил Матвея за собой, собираться. В отличие от охоты, в этот раз с собой они взяли только ножи, берданки и патроны. Идти нужно налегке, чтобы в случае чего легко оторваться от преследователей и увести их в сторону от остальных. Серко оставили на зимовье, он мог выдать их случайно. Отец не был уверен, что в деревне есть кто чужой, но береженого, как известно….
Часа через четыре они лежали на опушке, внимательно вглядываясь в дома на окраине. Из деревни не доносилось ни звука. Только стоящий далеко слева дом деда Власа выглядел обжитым, над крышей курился легкий дымок. Снег на дороге уже растаял, да и притаежный луг щедро попятнали обширные проталины. Матвей лежал рядом с отцом, напряженно вглядываясь в небо над деревней. Там кружило воронье. Он толкнул отца локтем, глазами показал на кружащихся над деревней птиц. Отец присмотрелся, сплюнул зло:
– Знать, пропастина какая на дороге лежит. Посмотрим. Вот что, сын, – он повернул голову и посмотрел на Матвея усталыми внимательными глазами, – сейчас мы с тобой пройдем с версту по тайге в сторону реки. Там перейдем вброд, поднимемся к деду Власу, поговорим. А потом на легкой ноге по деревне пробежим. Пошли.
Ступая легко, крадучись, поглядывая на деревню, они пошли к реке по самому краю тайги, не выходя на луг. Берданка уверенно тянула вниз, напоминая о подступающей усталости, но Матвей не обращал внимания, до настоящей усталости было еще очень далеко. Шли тихо, дышали бесшумно, отец за всю дорогу ни разу не закурил. Добрались, наконец, до намеченного места. Еще раз осмотрелись, прислушались. В деревне по-прежнему тихо. Воронье опустилось вниз, не кружилось больше. Скорым шагом они двинулись к речке, быстро пересекли ее вброд – талая вода с гор еще не пошла, вода на перекате была не высокой, едва достигая середины голени, так что перешли, не начерпав воды в сапоги. Дальше быстро поднялись к дому деда Власа. Тот уже открыл калитку и встречал их на пороге. Каюр крутился у ног, обнюхивая гостей: от них пахло тайгой. Зашли, обнялись, похлопывая друг друга по плечам. Дед Влас улыбался им как родным, наскучался старик в одиночестве.