Вопрос: Какова была тактика вашего поведения в тюрьме или лагере? Имели ли конфликты с администрацией, допускали уступки?
Ответ: В Чистопольской тюрьме я находился вначале по приговору суда. Потом попал в нее опять: после полугода в ШИЗО и ПКТ Пермской зоны № 37. Два года и десять месяцев я содержался на строгом режиме. В общей сложности статистика такая: около полутора лет голодовок, восемь месяцев карцера.
Считать ли тактикой естественную защиту от попыток администрации Незаконно усугубить положение? О вербовке речи не шло: я вообще отказывался беседовать с сотрудниками КГБ, хотя до меня доходили «советы» установить с ними контакт. Конфликты возникали постоянно: голодовки, протесты, жалобы. После очередной голодовки охранники сломали мне правую руку. Проволочные закрутки, поставленные в больнице МВД, у меня в руке до сих пор. Было два случая, когда меня просто чуть не убили. 11 февраля 1985 года вывозили из Чистополя в Пермскую зону. Я был в тяжелейшем состоянии: повышенная температура после голодовок, кровотечение, авитаминоз, заработанный в карцере. Поддерживали уколами. В таком состоянии с меня содрали белье, свитер, разрешенный тюремным врачом, носки. Напялили легкое летнее белье, незастегнутую телогрейку и надели наручники, чтобы я не мог ее застегнуть. Погрузили в машину и пять часов везли в Казань. Температура на улице была -20 °C. В Казани я едва дышал. Врачи с трудом вернули меня к жизни. Другой случай произошел в ШИЗО Пермского лагеря. С меня решили сорвать нательный крест. К «операции» тщательно подготовились. Заставили переодеться в присутствии нескольких человек, предварительно принесли наручники. Затем набросились на меня, разбили лицо. Крест забрали. На следующий день у меня началась рвота. Чудовищные боли в сердце. Двое суток никто не подходил, потом появился фельдшер. Я потерял сознание на несколько часов, потом еще двадцать дней пробыл в ШИЗО. Меня держали полураздетого, не способного что-либо съесть, в неотапливаемом, насквозь продуваемом карцере, при том что на улице шел снег. Впервые врача вызвали лишь на 25-е сутки. Случайно получилось, что в лагере в тот момент находилась комиссия врачей из Перми. Меня вызвали из карцера. Я рассказал врачам о случившемся, но они отказались меня осмотреть. В результате скандал все же произошел. Информация вышла в мир, нашлись независимые свидетели. Содержание в карцере можно определить одним словом — пытка. Дело было в апреле — мае, отопление выключено, хотя снег шел до первого июня. По правилам температура в карцере должна быть не ниже +18 °C. Измерять ее разрешают дважды в день. Но делают так: за два часа до измерения ставят в коридор чудовищный электронагреватель. В коридоре температура поднимается до комнатной. После измерения тепло мгновенно выдувается из жилой деревянной хибарки. Одежда в карцере разрешена самая легкая — из хлопка.
Вопрос: Расскажите об условиях содержания в заключении, что было самым трудным?
Ответ: Одно из очень трудных обстоятельств — это отсутствие переписки. Почти все мои письма и письма ко мне конфисковывала цензура. Я жил в постоянном беспокойстве за родных и детей. Незадолго до моего ареста какой-то майор МВД (окончивший училище КГБ) напал на мою жену прямо у дома. Жена потом нашла оброненный им военный билет, где значилась фамилия Шумский, бывший заместитель начальника районного отделения милиции.