Ответ: Мое основное фундаментальное разногласие с системой: не могу принять ее тоталитарный характер. В теории марксизма полностью отсутствует концепция человека. Нет философии личности, а есть человек — винтик политической и экономической системы. Винтик механически сцеплен с громадным маховиком. У человека отнято право на выбор, на немарксистские или антимарксистские убеждения и право жить по своим убеждениям. Игнорируя человека как личность, марксизм из научной теории трансформировался на практике в религию с прилежащими атрибутами культа: с флагами вместо хоругвей, портретами вместо икон, со «святыми» останками вместо мощей, с политическими инструкциями вместо Библии. И, как лжерелигия, марксизм практически борется прежде всего с религией, уничтожая высокое призвание человека как образа и подобия Божия. Через отношение к человеку мы оцениваем и отношение к Богу, ибо человек становится абсолютной ценностью только тогда, когда не является объектом оболванивания и эксплуатации. Когда в человеке признается образ и подобие Бога. Только в таком Начале человек является ценностью более значимой, чем весь природный космос. И если для социализма Беломорканал стал великим символом, стоившим крови сотен тысяч, то для христианства даже самый последний человек на Земле выше и значительнее любых достижений материальной цивилизации.
Бюрократизм и универсальный, всепоглощающий контроль за духом лишь производная идеи марксизма. Я не приемлю философию марксизма, в которой человек огосударствлен и становится ценным только в рамках государственной системы — как компонент массы.
Способ сопротивления системе я увидел в иной постановке проблемы человека. Наиболее близкая мне концепция личности дана в учении Господа нашего Иисуса Христа. На мой взгляд, те изменения в общественном сознании, которые сейчас происходят, в наиболее воплощенной части представляют собой движение к раскрепощению духа. И я стою за революцию духа и ценностей, пробуждающих в человеке неотъемлемое чувство единства с Богом.
После разочарования в марксизме мои друзья и я пришли в лоно Церкви и стали носителями религиозно-ренессансного сознания. Это веяние духа у нас внутри оформилось внешне в организацию в 1974 году христианского семинара по вопросам религиозного возрождения. Наш семинар перед лицом молчащей Церкви пытался разрешить проблемы жизни православного христианина согласно христианской совести внутри советского общества. После нашего ареста только на допросы вызывалось более 300 человек. Семинар был общесоюзным, в нем принимали участие и представители западных конфессий: протестанты, католики.
Конкретной нашей целью было создание живой религиозной общины и реализация святого Предания. Церковь имела тяжелый опыт в истории советского государства, но опыт этот не нашел отражения в официальном церковном сознании. На семинаре читались доклады на темы «Церковь и государство», «История Церкви» и другие. В рамках семинара издавался журнал «Община».
Частично цели достигнуты. Идеи семинара распространялись, к нам шла молодежь, началось создание общин «на земле», организовывались клубы и секции для хиппи и студентов. Православие, в отличие от марксизма, дает свободу политического выбора — плюрализм. Политические убеждения не навязываются членам Церкви. Принцип Православия — Свобода. Диалог души с Богом нельзя опосредовать ничем, в том числе и политикой. «Дух дышит, где хочет».
Для меня личное и общественное неделимы. Поэтому общей целью своей и общественной считал христианизацию страны.
В юности я был убежденным марксистом, участвовал в боевой комсомольской дружине, мне даже предлагали поступить в закрытую школу КГБ. Толчком к разрыву с мертвящей идеологией стал опыт работы в аппарате чистопольского горисполкома (я родился в Чистополе и поэтому не сидел там). Увидел изнанку системы: распределители, доносы, лицемерие. Перелом шел медленно и небезболезненно, ведь я был воинствующим активистом. Но чем дольше я видел зло, изучал духовную культуру (будучи членом бюро горкома комсомола), тем понятнее становилась необходимость Бога.
Вопрос: Как вы относились к возможному аресту? Шли на него сознательно, рассчитывали степень риска или были убеждены, что сможете его избежать, действуя строго в правовых рамках?