Нормой стало воровство у государства. Если вас обворовали — это тоже норма при режиме Ельцина.
В нас вдалбливают мысль, что первоначальное накопление всегда преступно. Вам не отдали ваш вклад в банке — нормально, зато дети тех, кто вас обокрал, закончат Оксфорд и создадут вам хорошую жизнь. Не нужно протестовать, господа, — вот идеология Ельцина.
Лозунг режима: «Криминал — это норма». А все эти голодные врачи, учителя, шахтеры — это никчемные люди, которые не вписались в новую систему координат.
Я глубоко убежден, что нынешняя идеология и режим Ельцина преступны и бесчеловечны.
БЕСЕДА С АЛЕКСАНДРОМ ПОДРАБИНЕКОМ
Подрабинек Александр Пинхосович,
род. 08.08.1953 г., фельдшер. Арестован 13.06.1 980 г. за обращение к Конгрессу США, издание книги «Карательная медицина» на английском языке. Статья 190-1 — осужден на 3,5 года лагеря (с учетом оставшегося срока ссылки).
Ранее: арестован в 1978 г. — написание книги о злоупотреблениях психиатрией в политических целях («Карательная медицина»). Статья 190-1, приговор — 5 лет ссылки.
Освобожден в 1983 г.
Вопрос: В чем состояли ваши разногласия и конфликты с системой? Какие способы сопротивления и борьбы с системой или отдельными ее проявлениями вы избрали? Каковы были цели вашей деятельности? Достигли ли вы, хотя бы частично, своих целей? Была ли ваша деятельность хоть в какой-то мере обусловлена личными причинами?
Ответ: Со школьной скамьи не принимал государственную идеологию, первоначально — в ее теоретических основах. Позже разногласия возникли практически по всем аспектам приложения идеологии к жизни. Внутренний конфликт с системой был обусловлен большой степенью несвободы в стране, которую я ощущал. Замечу, несвободы собственной чувствовал меньше, зато наблюдал ее на примере других людей. Оккупация Чехословакии в 1968 году произвела на меня, 15-летнего юношу, сильнейшее впечатление. Вместе с отцом и братом я вышел тогда с протестом на Пушкинскую площадь в Москве.
Будучи молод, я склонялся к нелегальным методам сопротивления злу — изготовлял листовки. После окончания средней школы мои убеждения уже принципиально не менялись, лишь приобретали иные оттенки. Помню споры с отцом о Ленине. Отец находил аргументы в его пользу, защищал. Споры нередко кончались конфликтами.
В 1972 году познакомился с известным правозащитником Андреем Твердохлебовым. Предложил ему услуги — играть роль «своего игрока в чужой команде» — устроиться в психиатрическую больницу и информировать о злоупотреблениях. Тема злоупотреблений в психиатрии увлекала меня с 1969 года. Совпали два обстоятельства: я избрал медицину своей специальностью и в руки попал номер «Хроники текущих событий».
Первостепенным мотивом дальнейшей деятельности было желание во что бы то ни стало добиться справедливости. Мотив носил скорее нравственный, а не политический характер. Осознавая глубокую неспра-123 ведливость в обществе, хотел выступить на стороне гонимых. Внутренне считаю все свои личные цели достигнутыми. Нравственно полностью удовлетворен. Испытывал упоительное состояние бесстрашия, осознавая праведность своего дела. На практике же были и успехи, и неудачи. К успехам отнесу публикацию книги «Карательная медицина». Сейчас я написал бы ее иначе, лучше и глубже. Эта книга сыграла известную роль на конгрессе психиатров в Гонолулу, где она была представлена участникам «Международной амнистией». СССР вынужден был выйти из Международной ассоциации психиатров.
С 5 января 1977 года участвовал в «Рабочей комиссии по расследованию использования психиатрии в политических целях». Деятельность приносила плоды, удалось кое-кого вытащить из «психушки»: отпустили, например, Михаила Кукобаку, Вадима Коновалихи-на, которому грозила СПБ (спецпсихбольница тюремного типа), его отправили в лагерь. Таких было около 50 человек. Врачебную экспертизу проводили доктора Александр Волошанович и Анатолий Корягин.
Личную причину своей деятельности не припомню, назову «генетическую». В моем роду много революционеров. Прадед — эсер, эмигрировал в США, дед — коммунист, расстрелян в 1937 году, отец сидел в 30-е годы в сталинских лагерях.
Вопрос: Как вы относились к возможному аресту? Шли на него сознательно, рассчитывали степень риска или были убеждены, что сможете его избежать, действуя строго в правовых рамках?