Не обходили самых насущных, самых болезненных экономических и социальных проблем. Но официально любые дискуссии на эти темы были под запретом. А значит, общество в них не участвовало. Проблемы не решались, а замалчивались и загонялись вглубь. Естественно, что в таких условиях свобода слова становилась задачей номер один, а все остальные оказывались вторичными. Теперь, слава Богу, запретных тем нет. А коль появилась возможность говорить, то, значит, при соответствующих условиях и желании появится возможность и что-то делать. Существует очень верная формула, ставшая крылатой: «Демократия плоха в той мере, в какой плох человек. Тоталитаризм же плох абсолютно». Тоталитарная организация человеческого общества противоречит самой природе человека, а значит, может держаться исключительно на лжи и насилии. Тем, кого сегодня одолевает ностальгия по прошлому, не мешает задуматься: многие ли из них решились бы назвать себя «оппозицией» в те годы, когда давали срок не только за участие в какой-либо оппозиционной политической организации, но и просто за найденный на частной квартире машинописный текст, часто весьма далекий от политики? Именно эта, 19-я статья Декларации прав человека, провозглашающая право на гласность, свободу распространения информации и открытость общества, и была целью тех, кого в СССР называли диссидентами и правозащитниками. Сегодня мы это право завоевали. И надеюсь, что нам при всех возможных будущих катаклизмах (а они, к сожалению, могут быть) удастся его отстоять. Думается, что даже тем политикам, которые не отмежевались от призраков прошлого, не под силу ни удушить свободную прессу, ни захватить страну. Общество, познавшее свободу, не захочет вернуться в тюрьму.
Признаемся: современное состояние общества производит удручающее впечатление. Но не потому, что свободы и демократии слишком много. Скорее, наоборот, потому, что ее слишком мало. Эта либеральная оценка расходится с той, что проповедует наша оппозиция, как левая, так и правая. В своем неприятии свободы обе демонстрируют удивительное и притом отнюдь не случайное единодушие. Вообще, в нормальной стране экономикой и политикой должны заниматься специалисты.
Могу высказать только самые общие соображения, акцентируя свою приверженность либеральным ценностям, сегодня особенно непопулярным. Трудно поверить, что их могла скомпрометировать наша весьма непоследовательная «демократическая» власть. Думается, будь в царской России развитое гражданское общество, осознавшее вечные ценности свободы и прав, октябрь семнадцатого был бы невозможен. А о влиянии на нас семи десятилетий тоталитарного беззакония и говорить не приходится.
Часто слышим: реформы, дескать, начали слишком быстро. Не берусь анализировать, какова была необходимая и допустимая скорость и можно ли было проводить их медленнее. Если уж не вызывает большого энтузиазма вышеприведенная аналогия с Китаем, то чилийский или испанский опыт подходит нам еще меньше. Но то, что они остановились на полпути, — очевидно всем. Это относится как к экономической, так и к политической сфере. Часто говорят: нам нужна сильная Россия, нам нужно сильное государство. Наверное, это так. Вряд ли кто-то станет с этим спорить. Просто в одно понятие вкладывают разный смысл. Сильное государство — это не диктатура. Это прежде всего государство правовое, государство, где работает закон. Только тогда граждане почувствуют себя защищенными от произвола, в том числе и исполнительной власти, а общество в целом — стабильным. Сегодня экономическую политику правительства критикуют все — как справа, так и слева. При этом большинство критиков призывают не к большей либерализации экономики, а, напротив, к усилению государственного регулирования. Убежден: вмешательство государства и политической власти в экономику должно быть минимальным. Иначе создается не класс собственников, а класс коррумпированных чиновников. Между тем регулирование необходимо, и таким регулятором должен быть все тот же закон, составленный так, чтобы не обслуживать интересы власти, а защищать реальных людей по принципу «государство для человека» (тех же мелких собственников, фермеров и т. д.), а не наоборот, как это часто бывало в России — не только советской. Очевидно, это относится и к закону о налогах, и к закону о земле. Та же подмена — с модным в некоторых политических кругах понятием «государственного престижа». Думаю, что любому из нас хотелось бы гордиться своей Родиной. Но я уверен: престиж государства — это не военная мощь, не захват территорий и даже не удержание любой ценой уже захваченных (не всегда законно захваченных к тому же). Престиж страны — прежде всего жизненный уровень народа, благосостояние ее граждан. Что касается так называемых «горячих точек». Убежден: использование вооруженных сил внутри страны для подавления национальных движений — преступление. За него правительства, развязавшие такую войну, должны нести ответственность перед международным судом. Никакого различия и никаких привилегий — что маленькая Сербия, что великая Россия. «Наказывать» государства, нарушающие права человека, военными акциями — бессмысленно. Страдает мирное население, а преступные правительства наживают себе на этом политический капитал. Не говоря уже о том, что вряд ли такая акция может быть применена к великим державам, обладающим ядерным оружием. А значит, появляется клуб «привилегированных», которым позволено все.