Я познакомился с группой молодых людей, называвших себя «конспираторами-революционерами». Мне понравилась их игра. Сбылась моя юношеская мечта, я вступил в группу, издававшую альманах «Варианты». Альманах был «розовым», проповедовал перенесение в Россию опыта Пражской весны, югославов, еврокоммунизма. Идеализировалась «добрая и свободная социальная жизнь». Основной постулат группы: общество должно опекать личность, заботиться о ней, иначе — ужас, закон джунглей. Я во многом разделял такие взгляды. Целью деятельности был свободный обмен идеями в форме статей. Вырабатывалась в дискуссии и позитивная программа — программа новой независимой партии. Рабочим печатным органом и должен был стать альманах «Варианты». Конечно, все было наивно. Но частично мы, безусловно, достигли своих целей. Получили возможность себя реализовать, уяснить собственные взгляды. Применяли внутри группы средства коллективного обучения, шли в народ.
Главной задачи не решили, да и не могли. Не удалось сформулировать альтернативной партийной программы для тысяч людей. Отсутствовали четкие организационные формы, не научились оперативно исполнять собственные решения. Нас было-то всего 8 человек, но назывались мы громко: «Федерация демократических сил социалистической ориентации» (ФДССО).
Моя деятельность в большой степени была обусловлена личными причинами. Я испытывал чувство, свойственное любому еврею, живущему в диаспоре: неудовлетворенность своим положением, конфликт с миром. Стремился мир опосредовать, стать своим, полноправным в этом мире. Я избрал путь политической активности из-за того, что советская система античеловечна. Фактически за этим стояло желание реализоваться. Хотелось доказать, что в имеющихся условиях можно бороться за гуманные идеалы. Чувство еврея в диаспоре, чувство неполноценности, заставляло бороться за первенство, за то, чтобы стать не просто равным, объективно это психологическая гиперкомпенсация.
Вопрос: Как вы относились к возможному аресту? Шли на него сознательно, рассчитывали степень риска или были убеждены, что сможете его избежать, действуя строго в правовых рамках?
Ответ: Сейчас многим покажется смешным, если я скажу, что быть арестованным входило в мою сверхзадачу. Но это так. Хотелось доказать на собственном примере, что в стране можно попасть за решетку просто за убеждения. Да, самопожертвование с целью показать людям, в какой стране они живут. Скажу откровенно, я вошел в конспиративную группу ради одного — чтобы быть арестованным. Через пять лет первоначальный юношеский пафос пропал. За три месяца до ареста я вышел из подпольной группы: мне не нравилась авторитарность принятия решений и неэффективность действий.
6 апреля 1982 года меня вызвали в КГБ, сначала в качестве свидетеля. В течение двух месяцев добивались от меня покаяния. Решил занять «детскую» позицию. Вместо отказа от показаний рассказывал чекистам выработанную в группе «легенду». 8 июня меня, наконец, арестовали. Другие члены группы: Павел Кудюкин, Андрей Фадин, Борис Кагарлицкий — дали на следствии развернутые показания. По этике столетней давности их поступок назывался предательством. Через год, 28 апреля 1983 года, их всех освободили по указу о помиловании.
Вопрос: Как вы перенесли переход из вольной жизни в заключение? Как происходили арест, следствие, какие конкретные обвинения вам предъявили? Допускали ли вы на следствии компромиссы, признали вину или продолжали отстаивать свои убеждения? Наиболее яркие впечатления этого периода?
Ответ: При переходе в заключение я испытывал положительные эмоции, почувствовал: раз сажают, значит, действительно сделал что-то полезное и доброе.
Арест не был неожиданностью, я совершенно сознательно шел на него. Меня предупреждали: «Дайте показания и раскайтесь, измените убеждения, иначе вам предстоят долгие годы лагеря». Я отказался. Когда однажды я пришел на работу, перед самым отпуском, меня встретили чекисты: «Здравствуйте, Михаил Германович! Пойдемте с нами».
На первый же вопрос следователя отвечать отказался, не ведая, что другие арестованные уже дали нужные им показания. У меня был выбор: открыто заявить о своих взглядах или молчать. Поскольку правила нашей «игры» предусматривали конспирацию, то ничего серьезного рассказывать я и не собирался. Меня обвинили по шести пунктам: 1) участие в издании журнала «Варианты»; 2) подготовка философского эссе «Письмо о ступенях падения человеческой личности» и рецензия на письмо Александра Солженицына «Жить не по лжи»; 3) обсуждение с Ку-дюкиным одной из публикаций (это была ложь, которую Кудюкин выдал для КГБ); 4) распространение «Ответов на вопросы СМОТа (Свободное межпрофессиональное объединение трудящихся)». Я никогда никому не показывал этот материал, но при обыске у меня изъяли ксерокопию; 5) обучение конспирации, методам ухода от слежки; 6) доставка типографского оборудования для печатания «антисоветских материалов».