Сейчас я не взялся бы говорить, что нужно сделать. Я исследователь, а не политик. За последние годы Россия развивалась по определенным законам, и этот путь может быть описан в рамках исторических закономерностей.
Никакой особой оппозиционности к власти я сегодня не испытываю.
Если сопоставлять с прошлым, то самое большое изменение в России — это то, что меняется исходная посылка в понимании, что хорошо, а что плохо. Теперь вопрос ставится не что хорошо, а что плохо, а — что выгодно и что не выгодно.
Хорошо и плохо — не рыночные категории. На рынке: выгодно — невыгодно. А вопрос с «хорошо» и «плохо» решается в церкви, в семье.
В экономике быть безнравственным невыгодно, если экономика работает нормально. Невыгодно «кидать» партнера, поскольку не сложатся тогда долгосрочные отношения. К сожалению, у нас сейчас ненормальная экономика.
В ней выгодно быть жуликом и обманывать.
В 1917 году произошел слом отношений собственности. Большевики стали строить новые экономические отношения на основе беззакония. Беззаконие коммунистическое перешло в беззаконие переходного периода. В СССР юридически собственность не принадлежала никому, хотя фактически ею управляли аппарат, номенклатура — по праву статуса. И другой приватизации, чем осуществленная сейчас, произойти не могло, по крайней мере мирным пугем.
Это стало исторической неизбежностью. Нынешние собственники взяли эту собственность по праву своего прошлого статуса. Вместе с тем появились и другие собственники, предприниматели, не принадлежавшие к номенклатуре, но которые получили возможность стать собственниками с помощью номенклатуры и бандитов. Это объективный, исторически обусловленный процесс. И богатые хотят сейчас правовых норм. Все это началось давно, и вылечить 70-летнюю, застарелую болезнь невозможно за 4–5 лет.
Вспомните, при Горбачеве, в 1988–1989 годах, до 80 % населения вообще не поддерживало идею частной собственности, бытовали еще слова «кулак», «куркуль», «теневик» — так называли в советском праве частных собственников.
Коррупция, поиск незаконных путей обогащения стали печальной повседневностью, другой стороной рынка.
Я — директор Центра по изучению нелегальных экономик, и меня интересуют не конкретные люди в экономике, а ее механизмы.
Что касается коррупции, то теперь о ней можно говорить публично. Сопоставляя ситуацию с прошлым, можно задать такой вопрос: почему я должен сегодня больше опасаться влияния Березовского, чем в свое время влияния, к примеру, Громыко или Устинова?
Мне нравится, что коммунисты не имеют сегодня полной власти в стране. Совсем недавно трудно было себе представить, что коммунисты будут оппозиционной партией в правовом парламенте. Я счастлив, что увидел это.
Отвечать на вопрос, что делать дальше, — не моя задача как исследователя. Меня интересуют вопросы: почему? Каким образом? С каким результатом и с какой целью?
Сегодня меня раздражает не столько коррупция, сколько рынок журналистов. Торговля безответственным словом опаснее, чем торговля должностями и привилегиями. Если тот бизнес может привести к ситуации террора и диктатуры опосредованно, то торговля словом ведет к этому непосредственно. Опасность в обществе состоит в зыбкости нравственных критериев, которая отчетливо проявляется в печати.
Сейчас люди живут трудно, добыть деньги непросто. Многим, в особенности пенсионерам, труднее, чем при коммунистах. Тогда они могли обменять деньги на продукты. Теперь нет у них этих денег. Но меня не оставляет надежда, а раньше, при советской власти, ее не было.
Не знаю, что нужно делать вообще, но знаю, что должен делать я лично: поддерживать либеральные идеи в рамках своей профессиональной деятельности, голосовать за партии, которые такие идеи проповедуют.
Многие мерзости жизни люди сейчас нередко приписывают переходному периоду. Это неверно, ведь некоторые негативные вещи присущи любому обществу, они вечные, просто в переходный период ощущаются более остро. Есть в человеке нечто такое, с чем ему жить всегда. Уровень человеческой гадости и греховности — некоторая константа жизни. Задача состоит в том, чтобы нащупать, понять и выбрать наиболее оптимальный путь развития.
Сейчас многие недовольны криминализацией общества, сращением власти с преступностью. А вот мы проводим исследования общественного мнения, задавая вопрос: стали бы вы голосовать за представителя криминального мира, если бы вы знали, что он улучшит ваше материальное положение и обеспечит порядок в городе? Наша гипотеза состоит в том, что ощутимый процент, примерно 20–30 %, ответит положительно. В людях живет вера или надежда в то, что бандит может навести порядок.