В Москве, например, в последнее время участились демонстрации протеста самых различных групп. Власти, как правило, не отвечают гражданам на уведомление и на просьбы разрешить демонстрации, которые происходят «явочным порядком». К сожалению, даже в Москве реализацию гражданских прав власти терпят «сквозь зубы» и только из-за того, что в столице проживают иностранцы — журналисты и дипломаты. В провинции и такого нет.
Кое-что де-факто допускается властями в Москве, некоторых других крупных городах, но никакого коренного изменения в правах человека по стране нет.
Что необходимо сделать в первую очередь? Нужно, чтобы соблюдались законы, чтобы закон был выше любого начальника, а не наоборот. Государство должно стать правовым, а не тоталитарным. Нужно сделать то, что так усиленно искоренялось в течение последних 70 лет. За два года ничего не восстановить.
Значительная часть начальников «брежневских времен» продолжает оставаться на своих постах. Как эти люди могут что-то сделать? Бред! Мы всё еще имеем много антигуманных законов, которые, кстати, ревностно исполняются. Я имею в виду, например, правила внутреннего распорядка в лагерях (ограничение продуктов питания, ограничение или лишение переписки, использование карцеров и прочее).
Такие правила граничат с пытками. Никакое право полностью не реализовано, нет неотчуждаемого права. Закон фальшиво «натягивается», а не выполняется. Широкое распространение получили формулировки «в целях обеспечения государственной безопасности», «секретно», что прикрывает и оправдывает нарушение законов. Не соблюдается право на свободу выезда и въезда, право крымских татар проживать там, где они хотят. Но хуже всего, что все еще много лжи. Важнейшее право — это право, чтобы тебе не лгали.
Вопрос: Каковы ваши ближайшие планы, общественные и житейские?
Ответ: Пока я не устроился на работу, никаких общественных планов не строю.
С октября 1990 года Ю. Шиханович работал в Комитете по правам человека Верховного Совета РФ.
В настоящее время преподает математику в Российском государственном гуманитарном университете.
Вопрос (июнь 1999 г.): Как вы оцениваете положение в России сегодня?
Ответ: Я отношусь к событиям в России сегодня со сдержанным, неуверенным оптимизмом. Надеюсь, что «Правое дело», несмотря на раскольническую деятельность «Яблока», станет ощутимой политической силой в стране и Думе. Надеюсь, что коммунисты не вернутся к власти и что умные избиратели за короткое время правления правительства Евгения Примакова поняли, что могут сделать коммунисты.
Надеюсь, что люди сделают правильный выбор.
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
(Сумбурные заметки)
Весной 1988 года я оказался среди гостей тогдашнего посла США в Копенгагене Теренса Тодмана, устроившего прием в честь поэта Иосифа Бродского, который совершал турне по Европе после присуждения ему Нобелевской премии.
Тодман, слывший ценителем литературы, намеревался удивить Бродского своей обширной библиотекой, однако решил прежде «прощупать» своего знаменитого гостя. В разгар обеда он поинтересовался у Бродского:
— Мой коллега, американский посол в Стокгольме, рассказал, что вы видели его библиотеку в посольстве. Каково ваше впечатление о ней?
Бродский, не задумываясь, выпалил:
— В его библиотеке меньше книг, чем у любого русского в сортире.
Тишину, наступившую в посольской столовой после ответа поэта, нарушил официант, который от замешательства опрокинул поднос и вылил стоявшую на нем тарелку горячего супа прямо мне за шиворот. Наверное, потому и запомнилась эта история. Тодман свою библиотеку Бродскому показывать не стал.
Мне подумалось тогда, что диссидент, а преследуемого в Советском Союзе Бродского ведь тоже так называли на Западе, характеризуется не своей политической ориентацией, а особенным состоянием души, которое улавливает несправедливость, безнравственность, лицемерие, ханжество в обществе и протестует против этого в любой системе. При этом диссидентам свойственны, с одной стороны, долг и ответственность перед обществом, а с другой — эпатажная, по-мальчишески непосредственная и часто агрессивная форма выражения своих чувств, даже по мелочам, как это сделал Бродский, которому на том злополучном приеме была невыносима атмосфера неестественного, полного условностей светского «small talk».