Это была моя ошибка, которая могла мне обойтись дорого. Когда вернулся в Москву, сразу же Устинову обо всем доложил. Он схватился за голову и говорит:
— Слушай, ты снял с производства дегтяревские пулеметы, а они были поставлены на выпуск по указанию товарища Сталина…
Отвечаю:
— А другого выхода пока нет. Дегтярев обещает только через 6 месяцев устроить неполадки.
Поехали к генералу Яковлеву Николаю Дмитриевичу — начальнику ГАУ (он им стал незадолго до войны вместо Кулика). И там у него составили письмо Сталину с просьбой разрешить на заводе выпуск одного пулемета вместо другого. Конечно, не отметили, что я это дело уже «разрешил». Сталин написал «Временно согласиться». Это «временно» продолжалось до конца войны.
А с пулеметами сложилось тяжелое положение почему? Тула была охвачена эвакуацией. Больше нигде пулеметы «Максим» не делались. Все оборудование было отправлено в Златоуст. А там кадров нет. Дали задание и в Ижевск «Максимы» выпускать, а в Ижевске оборудования практически нет. И там один Новиков. На пустом месте надо было организовывать. Я кое–что начал там делать, и месяца через два мы начали выпускать там около 10 «Максимов» в день.
Вот в это время мне и позвонил Сталин. Это было примерно в начале января 1942 г. Поздоровавшись, он у меня спросил: «Товарищ Новиков, сколько пулеметов Вы дадите в этом месяце?»
Я сказал, что триста.
Сталин спросил:
— А в следующем месяце?
Отвечаю:
— 600.
— А в марте?
— 1200.
И так до июня 1942 г., где я довел предполагаемые данные до 3000. (Удваивать уже побоялся.)
А потом Сталин говорит:
— Вот просит трубку Берия.
И дал ему трубку. Тот сказал следующее:
— Товарищ Новиков, вот товарищ Сталин стоит рядом. Я сказал, что если эти цифры гарантирует товарищ Новиков, то они будут обеспечены. Можно так утверждать?
Ну что я мог сказать?
— Можно утверждать. Обеспечим выполнение этих данных.
Но эти цифры мне достались тяжело, прибавили немало седин.
Сталину я обещал, и попробуй сорвать это обещание…
Два раза, правда, создавалось критическое положение, но тут Берия помог. Он ведь за меня взял гарантию, и я в трудные моменты звонил ему, обращался за поддержкой. Один раз у меня отстали замки, т. е. самый сложный узел отстал. Я вижу, у меня будет двухнедельный перерыв в производстве пулеметов «Максим». Но попробуй встань, когда обещал все выполнить. А тут угроза, что две недели Красная Армия не будет получать пулеметы… И возникла, естественно, опасность попасть в тюрьму.
Я позвонил Берии, объяснил ситуацию.
— Что ты предлагаешь?
— Я просил бы во фронтовой зоне собрать с разбитых пулеметов замки.
— Сколько тебе надо?
Мне надо было штук 600, но, боясь, что многие из них окажутся негодными, я попросил 4 тыс.
Через 3 дня воздушным путем, т. е. на самолетах, пошли замки для пулеметов… Так он помог мне выйти из положения.
Потом примерно такая же ситуация была с пулеметной лентой. Мы работали на тульской ленте. Я позвонил Берии, попросил прислать квалифицированных рабочих из числа женщин, которые делали ленты.
— А что у тебя там своих баб не хватает?
— Баб–то хватает, да бабы–то не те. Мне надо умеющих делать пулеметные ленты.
Берия 17 работниц из Тулы за сутки собрал, и они на следующий день прилетели в Ижевск. Он мог помочь оперативно, но ведь не мудрено: у него власть колоссальная была.
Вот попробуй я Устинова попросить, чтобы мне в Ижевск из Тулы женщин прислали. Тот бы ответил, конечно, так: буду я еще обращаться к Берии, этого только не хватало… Да и надо ли? Попробуй сам…
Мог бы я, скажем, обратиться с этой просьбой к первому секретарю Тульского обкома партии Василию Гавриловичу Жаворонкову. Человек он был очень простой, доброжелательный. И стал бы Жаворонков уговаривать людей срочно отправиться в Ижевск. Сколько бы могло быть разных отговорок.
А тут пришел человек с удостоверением от НКВД или НКГБ.
Товарищи женщины, такие–то, такие–то, на один месяц вас требуется командировать в Ижевск, пожалуйста, в самолет. И разговор закончен. Они месяц у меня ударно поработали, все успешно закончили. Я их всех отблагодарил, премии большие они получили.
Но лично у Сталина я был по вопросу другому. Уже во второй половине войны, когда мы в Ижевске делали 37‑миллиметровые пушки, выпускали только здесь. Он вызвал конструкторов, были, например, Шпитальный, Нудельман, Волков, Березин.