Выбрать главу

Иван Алексеевич был принципиальным человеком, но порой излишне горячим. Конечно, не каждому нравились его прямота и смелость. Поэтому были в его биографии и некоторые безрадостные события. Избранный в марте 1939 г. XVIII съездом ВКП(б) членом ЦК партии на XVIII партийной конференции (февраль 1941 г.) по огульному обвинению (не могу точно сказать с чьей подачи) он был исключен из состава ЦК как якобы не обеспечивший выполнение соответствующих обязанностей члена ЦК ВКП(б). Незадолго до этого Лихачев был освобожден с должности наркома и вновь назначен директором Московского автозавода, где проработал еще 10 лет, снова проявив себя в качестве выдающегося организатора.

Большие заслуги Ивана Алексеевича в области машиностроения во время Великой Отечественной войны и после ее окончания были отмечены присуждением ему в 1948 г. Государственной (т. е. Сталинской) премии. В 1953 г. Лихачев становится министром автомобильного транспорта и шоссейных дорог, а в феврале 1956 г. на XX съезде КПСС (что все мы, его друзья, восприняли с большим удовлетворением) избирается кандидатом в члены ЦК партии.

Но напряженные годы сказались на его здоровье: подкралась болезнь и в июне того же года Иван Алексеевич скончался. Он был похоронен на Красной площади, а его имя отныне стал носить Московский автомобильный завод.

Что Вас еще интересует, Георгий Александрович?

Г. А. Куманев: Есть еще несколько вопросов, Василий Семенович, если я Вас еще не утомил.

В. С. Емельянов: Нет, нет, пожалуйста.

Г. А. Куманев: Хотелось бы узнать, Ваше мнение о том, каковы были в предвоенные годы военно–экономические отношения СССР с гитлеровской Германией и носили ли они для нас исключительно ущербный характер, о чем сейчас утверждается в ряде публикаций?

В. С. Емельянов: Военно–экономические отношения Советского Союза и Германии накануне войны строились, конечно, на взаимовыгодной основе и о каком–то ущербном характере для нас не может быть и речи. В декабре 1939 г. в Москву прибыла германская экономическая делегация во главе с Шнурре. В нее входили представители министерств народного хозяйства, иностранных дел, земледелия и несколько экспертов.

Начались переговоры о возобновлении действия торгового договора, который уже длительное время фактически не действовал. Я в это время работал в Наркомате судостроительной промышленности (основная продукция была броневая сталь для судов) и входил в состав советской делегации. Нас предупредили, что есть возможность разместить в Германии заказы на оборудование. И вот тогда немцы согласились поставить Советскому Союзу наиболее трудные для нас части: броневые башни для орудий главного калибра военных судов. Мы знакомы были с этой технологией, потому что скрыть от нас ее было очень трудно. Уже когда я руководил практикой в Германии, на практику приехал очень способный инженер из Ленинграда. Он пришел ко мне и говорит: «Вы знаете, я видел, как отливают броневые башни для судов. Я говорил с немецкими мастерами, пригласил их в пивную, поговорили». И он показал мне соответствующие документы и материалы по этому очень важному делу.

Вот тогда мы впервые узнали новое о технологии производства броневых изделий, о возможности получать сложные конфигурации броневых изделий не путем штамповки и сварки, а путем литья.

Потом мы это перенесли на танки, в танковом производстве использовали. Несколько лет назад мне позвонили из Института истории Академии наук СССР. Может быть, от вас? Звонили от Нарочницкого. Приглашаем на встречу с историками из ФРГ в Ленинград. Но я не смог никак принять участие в этой встрече. Когда наши участники вернулись в Москву, мне позвонили и сказали: «Как жаль, что Вас в Ленинграде не было. Вы бы сумели опровергнуть домыслы немецких историков, которые утверждали, что русские специалисты чрезвычайно много получили, находясь в Германии».

— А что же мы там, в баклуши били?

Конечно, вряд ли следует подобное афишировать. Но факт остается фактом: мы оттуда получили и использовали немало очень полезного. Нам надо правильно оценивать все это.

Вот сейчас, в наши дни, меня страшно раздражают заявления, что мы, мол, много добывали за рубежом, чего у нас не было. А что в этом плохого, зачем изобретать велосипеды? Ведь этим занимаются все страны.